Новосёлы

– Ой, живой мне не быть!.. Умора, а не девчонка… Спрашивает: «Тётенька, а почему у вас повязка? Вы дружинница?» – «Нет, говорю, деточка, я не дружинница». – «А-а, это вы билетики на базар проверяете, как в кино или в цирк!» – «Ага!» – говорю. «А на базаре интересно?» – «О, ещё как интересно бывает, каких только фокусов не насмотришься…» – говорю ей. «Тётенька, – просится, – пустите меня без копейков посмотреть на базар!» Такая потеха, живой не быть…

– Так вы и пустили её туда?! Даже не поинтересовались, почему одна, почему босая? – спрашивал дядя Коля и грудью шёл на тётку.

А она отступала, обливаясь потом, и нисколечко не боялась: надо три дяди Коли сложить вместе, чтоб получилась одна она.

– А как её не пустишь? Хех, хех… Она же так просилась, так просилась…

Женин отец даже спасибо тётке не сказал за такое сообщение, прошёл мимо неё на базар.

– Может, она за это время вернётся, так вы её около себя подержите, хорошо? – попросил Женя тётку.

И тётка сказала: «Хорошо, мне что?» Пожала плечами, покачала головой. Опять заняла своё место в воротах.

Я прошёл немного за дядей Колей и Женей. Мешок рвался из моих рук, ворчал. Из дырки показался хвост, и я хорошенько рассмотрел и ощупал его. Удивительный какой-то хвост! Кажется, таких хвостов у боксёров не бывает…

Бросился назад к машине, быстро положил ношу на заднее сиденье, захлопнул дверку. Пусть полежит, пусть отдохнёт щенок – авось подобреет.

Дядя Коля и Женя стояли недалеко за воротами рынка. Старший Гаркавый вытирал потный лоб платочком и нетерпеливо поглядывал в мою сторону.

– Может, и ты надумал потеряться? Не отставай! – прикрикнул на меня Женя.

Это уже плохо, когда начинают покрикивать друг на друга. Ещё хуже, когда виноват кто-то другой, а все шишки – на тебя…

– Вы – направо, я – налево! – скомандовал и нам, и себе дядя Коля. – И сами хорошенько смотрите, а больше у людей спрашивайте.

И только мы разошлись в разные стороны, как захрипели базарные репродукторы на столбах. Кто-то подул в микрофон и сказал густым голосом:

– Внимание, говорит радиоузел колхозного рынка! Говорит радиоузел рынка! Девочка по имени Марина… Как твоя фамилия, девочка?

– Не приставай к чужому ребёнку! – послышался звонкий голосок.

Неужели нашей Марины?!

– Гм… Кхы! – откашлялось радио. – Девочка Маринка… Приметы: лет трёх-четырёх, беленькая, на ногах почему-то одни носки… Ищет дядю Колю, у которого «Москвич» возле ворот, и двух Женей, которые потерялись на рынке…

Мы так и застыли на месте. Слыхали такое дело? Мы, оказывается, потерялись, а не она!

– Повторяю… – сказало радио устало и хрипло. Но что-то помешало повторить.

Из репродуктора послышался шум, треск, а потом голос Марины:

– …росла! Зимой и летом стройная, зелёная была!.. Пустите, дядя милиционер! У вас горячий живот!

Люди на рынке задирали вверх головы и хохотали. А мы пробирались тихо, как будто набрали в рот воды. Хоть бы никто не догадался, что мы и есть те самые Жени, которые «потерялись»!

Радио опять откашлялось и сказало:

– Повторяю: дядя Коля, который оставил «Москвича» у рыночных ворот, и два Жени… Где вы подевались? Вас ожидает Марина. Идите к конторе рынка у южных ворот…

Мы уже почти бежали!

Рядом с южными воротами стоял деревянный домик с вывеской над дверью: «Контора рынка». Первым поднялся на крыльцо дядя Коля, за ним – мы.

Зашли… Коридор. Он ведёт к трём дверям – налево, прямо и направо. На той, что слева, висело коричневое стекло с белыми буквами: «Директор».

Дядя Коля постучал в эту дверь.

– Войдите! – крикнули оттуда таким голосом, как в радио.

Но мы и так знали, что надо заходить сюда, – услышали голос Марины:

– Я хочу песенку по радио спеть! Я хочу «Айболита» рассказать!

– А станцевать ты по радио не хочешь? – говорил дядя с блестящей, начисто выбритой головой. Он сидел за столом и в изнеможении обмахивался ладонью, гнал в лицо ветер. Ему, наверно, было плохо… Слева от него на отдельном столике стояло что-то похожее на радиоприёмник, металлическое и окрашенное в серый цвет. На этом аппарате стоял микрофон на коротенькой ножке.

С правой стороны стола сидела и болтала ногами Марина. Перед ней лежала гора конфетных бумажек и яблочных огрызков.

А перепачкалась! Вся в шоколаде…

– Ой, это вы! – спрыгнула Марина со стула и ткнулась мне лицом в грудь.

На моей белой рубашке остались следы её щёк, губ, носа и подбородка. Это спереди, а с боков, под мышками – по пять пальцев. А Женя-большой успел выставить перед собой руки, защититься.

– Наконец-то вы пришли! – поднялся на ноги лысый дядька. Он был небольшого роста, просто удивительно, что у него такой густой голос. – Наконец-то! – радовался дядька. Он нашипел себе полный стакан из сифона. Часть выпил, а часть вылил на платок и прижал к затылку.

– Наконец-то! – встал со стула у двери милиционер, заходил по комнате.

Мы сначала даже не заметили его. Сторожил, наверно, Марину, чтоб не удрала.

– Забирайте её сейчас же! – сказал бритоголовый дядька строгим голосом. – Концерт без заявок на весь рынок!