Новость

Позже — почти в шесть — сытый и довольный Функе сидит у Маттушатта за маленьким столиком. С ним сидит Билас, путевой обходчик, перед Биласом стакан пива, сбоку — мешок с крапивой. И Маттушатт в настроении. Дела сегодня идут хорошо, даже после обеда — почти полное заведение. Сейчас небольшое затишье, только эти двое, которые, конечно, хозяина не задергают, не загоняют. Все как полагается. Не хватает только разговора, разговора здесь обычного, полного взаимных подтруниваний, но без злости. Такой разговор может вызвать досаду, но досаду легко тут же залить пивом. Он, Маттушатт, в этом разбирается. Недаром несколько лет простоял за стойкой, больших предисловий не требуется. Главное, сразу задеть за живое.

Крапива? — спрашивает Маттушатт, ткнув мимоходом мешок Биласа.

Во всяком случае, не ревень, уже слегка раздраженно отвечает Билас, предчувствуя подвох.

Наверно, особый сорт? — Маттушатт весь внимание.

Билас резко поворачивается. Кряхтит. Стул вторит ему. Верно, особый сорт. Urtica urens. Чтобы гусята не дохли. Дается мелко нарубленная с яйцом. Иногда помогает…

Маттушатт ухмыляется. Закуривает сигарету, угощает Биласа и Функе. Продолжай! Пивная окутывается голубоватой дымкой. И в разговоре ничего не проясняется.

Понятно, сдержанно говорит Маттушатт, все понятно. Urtica urens или что-то в этом роде. Эта штука растет только здесь, в деревне. В поселке и следов ее нет.

Стул Биласа скрипит душераздирающе. А Функе смеется. Наконец-то он смеется. Смеется от всей души. Потому что понимает, в чем тут дело. Нигде нет таких буйных зарослей крапивы, как в поселке. Но вот пивная там пока не выросла. Поэтому и пришлось выдумать особый сорт, разыскать название, может быть, даже заглянуть в книгу по ботанике. Urtica urens — это производит впечатление, и даже старуха убеждена, что это нужно для здоровья гусят, а не потому, что Биласу хочется пива. Просто так получается. После утомительной жатвы, с остреканными пальцами можно и заглянуть. Обстоятельства вынуждают заглянуть.

А Функе смеется. Потому что, кроме шуток, вот утешительный пример. Сколько теорий создается подобным образом? А наш брат чуть ли не умирает от благоговения…

У Биласа мрачнеет лицо. Его раскусили. Хорошо, прекрасно. Но постепенно он приходит в себя. Кто, собственно, остался в дураках? Опять-таки старая. Так почему бы ему не посмеяться вместе с другими? Почему бы ему не быть довольным собой? Он ли не молодец, и не он ли показал Функе, как в этом мире решаются проблемы. И как решает их он. Еще пива, вдруг кричит Билас, совсем повеселев.

Маттушатт снова хозяин. Пиво, пожалуйста. В конце концов, ради этого он и затеял разговор.

А вечером — снова начальник станции Каубиш. У кассы и на перроне в этот раз он не дежурит — но, как всегда, на платформе. Одним глазом следит за порядком на вверенном ему участке железной дороги, другим — рассматривает пассажиров вечернего поезда. Они стоят группами, усталые или бодрые, группки перемешиваются, меняются собеседники, меняются темы разговоров. Везут в город зелень и свежие яйца, нетерпеливо переминаются с ноги на ногу. Каубиш все глядит и глядит. Смотрит уже в оба глаза, выискивая Функе. Тот где-то среди отъезжающих.

Перевод С. Мурина.

Hic sunt leones

Бруно рассказывает о Домеле. Вот как он о нем вспомнил: выпил Бруно чашечку кофе, пропустил рюмочку-другую шнапса, и, как водится, потянуло его с кем-нибудь по душам поговорить; а уж лучшего собеседника, чем женщина, разумеется, и желать нельзя. Женщине-то Бруно и поведал печальную историю о человеке, который вдруг ни с того ни с сего ушел из семьи. Собственно, с этой истории все и началось.

Вот, говорит Бруно, живет себе человек. Со стороны поглядеть — вроде все в порядке, вроде все как надо. Да вдруг прорвет человека, и начинает он, что называется, «с ума сходить». То был кроток как ягненок, а то, гляди, уж и над женой измывается или возьмет да сынишку чуть не до смерти изобьет. А то еще и такое отчебучит: вырядится, сядет в автобус, билетик себе оторвет и едет в город, чтобы там с десятого этажа — да об мостовую. Н-н-да. Вот какая закавыка. Поди-ка тут разберись. О чем вы? Ах, психологи, говорите. Но что они, психологи ваши хваленые, путного сделали? Они же и объяснить-то ничего толком не могут. Или найдут чему объяснение — ан уже поздно, дела-то уж и не поправить. Так-то. Что там ни толкуй, но тут, знаете, дело хитрое, тут… особая статья. Впрочем, пора мне, похоже, закругляться. Ваше здоровье!

Возьмем, к примеру, хоть того же Домеля. Что вы о нем знаете? Ничего, наверно. Ага — тридцать пять лет от роду, жена-дети, прилично зарабатывает, человек, как все. Все так, все в точку. Что может с ним статься?! Э-э-э, голуба моя, вот тут можно и ошибиться. Вы давайте лучше не спешите, а наберитесь-ка чуточку терпения. Кофе? Нет-нет, спасибо, на сегодня хватит. А впрочем, полчашечки налейте, если можно.