Новость

Вы только не подумайте, что я вам бог весть что такое расскажу. Все, что вы сказали, правда. И я даже кое-что добавить могу. Домель ни за рюмкой, ни за юбкой не охотится. Домель водит «рафик». За пять лет ни одного предупреждения. А это, согласитесь, что-нибудь да значит! То и дело в разъездах, мотается без передыху и машину, заметьте, сам ремонтирует. Поди-ка повкалывай так лет пяток! А мотор, он ведь тоже, знаете, не молодеет. За ним нужен глаз да глаз. А при нынешнем движении я, например, руль бы в руки не взял. Тут нервы крепкие нужны, выдержка, хладнокровие. Да и сама по себе работа какая? На колесах с утра до ночи. Вечная возня с приборами — техконтроль, ну да что вам рассказывать — небось сами слыхали. Сейчас ведь как? Любой заводишко или даже самые что ни на есть захудалые хозяйства, хоть в нашем районе, хоть где, — все стремятся расправить плечи. А без контрольно-измерительной аппаратуры тут никак не обойтись. Без нее просто пустой номер. Так вот, значит, установил Домель в свое время эти самые электронные вещицы. А установил — надо смотреть за ними, отлаживать и ремонтировать. Специально по такому случаю ему в дом телефон провели. Кабель проложили. От лесопильни в поселок. Оно, само собой, недешево, но опять-таки — рентабельно. И ясно почему: что ни случись, сразу позвонить можно; да и потом, в самом деле, не всякий же раз мчаться Домелю нашему в эту, как ее там, словом, в свою контору. Береги время, экономь горючее — чего лучше? Если глядеть с этого боку, все как будто хорошо. Н-да.

Сначала было ему, видно, страсть как интересно. Все ведь тогда в новинку: откуда тот или иной дефект, что тому причиной — все темный лес. Вот когда пришлось ему и помозговать и попотеть. Да еще как попотеть: надеяться-то мог только на свой опыт, интуицию да на свои мозолистые руки. И добился парень своего — разобрался-таки что к чему! Сидим мы как-то у Хабеданка, колода карт наготове, сидим поджидаем. И что вы думаете? Домель-то как раз и не пришел. Окопался где-то на заводе — все ушли уже, а он один на один со своими приборами. Искал все. Искал, пока измаявшийся вконец вахтер не отключил свет. А на следующее утро ни свет ни заря снова был на месте. Просидел до начала смены. Под глазами круги пошли черные, похудел Домель, ворчлив стал, мрачен. Да к чему я вам про это? Теперь это давно уже позади. Теперь он разбирается будь здоров как. Иной раз так: снимет трубку, послушает — и уж поймал кота за хвост, уже ему ясно, в чем загвоздка. Ничего не скажешь, силен стал. Мастер. Вот. И может себе позволить приходить на скат каждый вечер.

Ах, так вы думаете, у него на этой почве бывают ссоры с женой? Что вы, что вы! Это у них в прошлом. Уж теперь я точно знаю. Они уверены друг в друге и больше не волнуются. Вы ведь верно меня понимаете? Я этим вовсе не хочу сказать, что они друг другу безразличны. Нет, нет. Упаси боже. Она, знаете, из тех, у кого, с позволения сказать, там пышет, где по женской части и положено. Да и хозяйство, и дети — все в лучшем виде. И я так скажу: это надо ж быть полным идиотом, чтоб к такому оставаться безразличным. И все-таки…

Знаете, наблюдал я за Домелем. Вот, скажем, играет он гранда без двух; а я свободен от игры, сижу, значит, да посматриваю. И вижу я, что кипит наш Домель. Как бы вам это объяснить?.. Всегда он с азартом большим играет. Возьмет взятку — восторгается, ошибся ходом — чертыхается. Губы в кровь искусает и не заметит, а потом сидит и удивляется: что ж это такое, мол, и откуда? А если гранда возьмет! Головой тогда во все стороны так и вертит, так и вертит, а уж взгляд — чуть не наполеоновский. Ну прямо как только что прокукарекавший петух!

Так вот оно было. Но в последнее время… играть он, правда, еще играет. И даже регулярно. Но того победного наполеоновского взгляда нет и в помине. И делает вроде бы все как надо: когда тузом ударит, когда с бубей пойдет, очки даже считает, но на лице будто написано: ну и все… что ли?