Новые чудеса Дивнозёрья

— Сама ты вредина! — обиделась кикимора. — Не нужна мне ваша радость. И вовсе я не маленькая!

— Или нет, не сходится. Никифор — это мой домовой — говорил, что тоскуша должна быть размером с голубя, не больше, — Тайка наморщила лоб.

— Ты и с домовыми знакома? — ахнула Тина.

— Ну да. Кстати, куда местный-то хозяин смотрит? Или хозяюшка. Развели, понимаешь, зловредную нечисть… — Тайка упёрла руки в бока и огляделась.

Как она и ожидала, после такой отповеди из-за печки высунулась лохматая русая голова с двумя тощими косицами. Значит, всё-таки хозяюшка.

— Не зловредная она, просто несчастная, — пробормотала домовиха. — А Никифор твой прав — не тоскуша енто.

— С кем это ты разговариваешь? — не поняла Тина.

Пока Тайка думала, что ответить, домовиха сама представилась:

— Дуняша я. И неча тут на честных домовых наговаривать. Гостьюшку я по своей воле пустила. Не зловредная она, я б почуяла. А просилась жалостливо. У меня ж сердце — не камень…

— Обманула она тебя, значит, — Тайка сперва сказала, а потом задумалась.

Домовых обвести вокруг пальца не так-то просто. Значит, кикимора — или кто она там? — сильная нечисть. С такой в одиночку не сладить.

— Да что пристали? Что я вам сделала? — заныла кикимора. — Сижу, никого не трогаю…

— Примус починяю, — не удержалась Тайка.

Но откуда бы нечисти знать классику? Это же вам не Пушок.

— А у вас что, примус поломался? — кикимора почесала в затылке.

— Да нет у нас никакого примуса, — всхлипнула Дуняша. — Бедные мы, несчастные, сироты.

Жалобы домовихи тоже выглядели странно. Можно было понять, когда Сенька-алкаш ныл, — он в заброшенном доме жил, одичал. А у Дуняши и скатерти были чистые, и занавесочки на окнах недавно постиранные. В общем, в порядке хозяйство.

Ох, как же Тайке сейчас не хватало Пушка с его жизнерадостным настроем. Вот уж кто сумел бы разрядить обстановку. Она попыталась представить, что неугомонный коловерша сказал бы в такой ситуации, и выдала:

— Да что вы все раскисли? Развели тут болото депрессии. Хотите пряников?

М-да, у Пушка как-то естественнее получалось. Дуняша покачала головой, мол, не хочу, а кикимора надулась:

— Пряником горю не поможешь. Даже медовым.

— Так что за горе у тебя? — Тайка ухватилась за эту ниточку. — Может, обидел кто?

— Ага. Ленивки, — из глаз кикиморы покатились крупные слёзы. — И яблочницы. И даже раздорки! Сперва пустили к себе, улыбались, а потом вдруг грят: не наша ты, поди прочь, надоела. А куда мне идти-то? Одна я одинёшенька на всём белом светушке…

Тут Тайке стало совсем грустно. Она зашмыгала носом: того и гляди расплачется.

— Эй! — из телефона послышался шёпот Тины. — А может, это и впрямь депрессивная кикимора? Депрессяша какая-нибудь?

— Таких не бывает вроде.

Но Тина от своей идеи не отступилась. Шагнула ближе к шкафу и с улыбкой спросила:

— Ещё кофе?

— А можно? — кикимора опасливо протянула опустевшую чашку.

— Конечно, можно. А хочешь — в именной стаканчик? Так в городе делают, когда в кофейню приходишь.

— Зачем?

— Из уважения к гостю.

У кикиморы загорелись глаза.

— Добро-добро! Люблю, когда меня уважают.

А Тайка уже распаковывала бумажные стаканчики — благо, дачники привезли с собой одноразовую посуду. А фломастер в рюкзаке найдётся.

— Для кого делаем кофе? — крикнула она, подражая бариста.

— Для Кручинушки, — кикимора смущённо улыбнулась.

Как же здорово, что Тина придумала эту уловку со стаканчиком. Кикимора получила свой кофе (с уважением и щепоткой корицы), а Тайка — ответ. Для остальных Дуняша заварила чай с листьями малины и пригласила гостей за стол.

— Выходит, ты друзей ищешь? — Тайка промакивала салфеткой уголки глаз. Её сердце всё ещё сжималось от печали, но спасибо — руки больше не опускались.

— Угу. Только со мной дружить никто не хочет. Сперва жалеют, а потом завсегда выгоняют. А разве я виновата, что вокруг меня всегда печаль да уныние? Ленивкам, значит, лениться можно! Так нечестно!

Тайка кивнула — ещё как нечестно. Но упомянутые ленивки заставляли бездельничать только нерадивых студентов, а в присутствии Кручинушки в уныние впадали все: и нечисть, и добрые духи, и простые смертные, и даже некоторые ведьмы-хранительницы.

— А в Дивнозёрье ты зачем пожаловала?

— Слыхала, озёр здесь много, а в них мавки живут развесёлые. Вот и подумала, может, возьмут меня к себе? Прыгнула к дачникам в сумку с шашлыками — так и оказалась здесь. Спасибо Дуняше — приютила. Только чую, она сама уж доброте своей не рада, — Кручинушка шумно отхлебнула кофе.

— Неправда! — вскинулась домовиха. — То есть я не рада, но не тебе лично… Сложно, понимаешь, с кручинушкой бороться: лапки опускаются, силушек нет, желаний тоже. Хочется лежать за печкой и смотреть в потолок. Но я понимаю: ты энто не со зла.

— Я знаю наших мавок, — Тайка вгрызлась в медовый пряник. Сладкое помогало не унывать. — Они задорные. Могу познакомить. Не обещаю, что сразу к себе возьмут, но попробовать стоит,

— А если опять не выйдет? — Губы Кручинушки задрожали. — Я, вишь, даже себя до отчаяния довожу…

— Тогда со мной поедешь, — вдруг предложила Тина. — На меня твои чары не действуют.