Новые крылья

Когда собирались уходить, я позвал Суп. и Сергея пойти вместе к нам, посмотреть, как мы теперь живем. Мне показалось, М. обрадовался, что друзья идут к нам в гости, а потом оказалось, что он хотел побыть вдвоем и поэтому слегка надулся, надеюсь, кроме меня этого никто не заметил. С.Ю. было очень приятно увидеть свои рисунки у меня на стенах. Суп. тоже обещал мне кое-что подарить. О Мышонке он ничего нового не знает, тот перестал к нему ходить почти сразу, как я уехал, так что наше с М. пари покуда осталось неразрешенным. Друзья очень хвалили наш с Мишей уклад, поздравляли. Правосудов заметил, что такая жизнь – именно то, чего Мишель хотел очень давно, и я такой человек, о котором он всегда мечтал. М. ничего не ответил. А я понимаю его, никогда нельзя быть вполне довольным, тем, что имеешь. А уж когда получаешь то, чего давно желал, начинает казаться, что хотел совсем и не того. И, все же, у нас хорошо. И хорошо, что мы вместе теперь. Оставшись одни, пили чай почти до утра, курили, ругали Ольгину вечеринку и расхваливали всех своих, шутили, смеялись, нежно укладывались спать и еще продолжали посмеиваться засыпая.

23 мая 1910 года (воскресенье)

С Супуновым и Правосуд. Были у А.Г. Он очень доволен, что художники наши снова вместе и возьмутся теперь за работу. Они показывали эскизы, А.Г. все понравилось. Цвет лица у него намного лучше. По дороге домой купил для М. желтые розы. Он очень растрогался. Читал мне кое-что из написанного. Занимались. Ольга заходила к нам. Удивлялась, что Тани нет, хотя, я, кажется, говорил ей на вечере. Немного попикировавшись с М., ушла. Уходя, звала меня заходить, но мне теперь не до нее. Письмо от наших. Устроились хорошо, зовут нас, приветы, поцелуи. Как хорошо и легко на сердце, когда все близкие довольны. Ходили в «Кошку» смотреть, как работают художники. Потом все вместе ужинали в ресторане. Я очень счастлив.

24 мая 1910 года (понедельник)

Ездили на дачу, смотреть, как там устроились все наши. Погода чудесная. М. сказал, что нас встретили, как молодоженов. Наверное, он имел в виду, что все при виде нас улыбались приветливо и немного смущенно. Для М. приготовили чудесную комнату, мы в ней и поселились, а к моим ходили в гости. Таня резвится на травке, как маленькая. Книги ее заброшены, на вольном воздухе не до занятий. Ходили гулять большой компанией. Среди прочих родственников М. была племянница, маленькая девочка, уже внучка другой его сестры. Такое милое, необыкновенно тихое дитя. Подойдет, совершенно молча, без всяких предисловий заберется на колени, обовьет шею, ручками и сидит. У меня даже сердце замирало. Неземное существо и глаза такие большие, только голубые, а не черные, а то бы я принял ее за ту самую девочку из моих снов. Мне и раньше не нравились шумные, суетливые дети, а теперь я совсем их не принимаю. Вот мой идеал – дитя задумчивое, кроткое, смотрит тихо и внимательно, от нее покой и нежность исходят, и головка ее восхитительно пахнет. Так и просидел бы всю жизнь с ней на коленях. Чудо девочка! К вечеру М. начал капризничать, заявил, что я его избегаю. Слово за слово между нами сделалась неприятная сцена. Я лег спать, с намереньем уехать рано утром без него в Петербург.

25 мая 1910 года (вторник)

Проснулись поздно. Вдвоем пили чай на террасе. Я хотел сделать вид, что все, что было вечером, забыто, но М. еще немного дулся. Гуляли вдвоем. Вяло и нудно, как бы нехотя, объяснялись, но ни к чему не пришли. Из Петербурга телеграмма: «Ап.Григ. дома». Я ушел обедать к своим и от них, не простившись, уехал. Кажется, это разрыв, но я решил, будь что будет.

Дома наскоро привел себя в порядок и побежал к А.Г. У них прямо идиллия. Милый Аполлон понемногу становится прежним, раздражительность его проходит вместе с болезнью. От А.Г. зашел навестить Сергея, немного жаловался ему на М. Он улыбался, сказал, ему все эти игры знакомы. Я возмутился, заявил, что не намерен играть своими чувствами и другим ничего подобного позволять не хочу. Он меня утешал, за что я очень благодарен ему. Пожалуй, с Мишей вышло некрасиво, нагрубил, бросил его на той самой даче, куда он так не хотел ехать. Ужасно. У Сергея долго сидел, так что, наверное, надоел ему. Но как-то не хватало духа пойти одному домой. Дома письмо от Мышонка, снова нам обоим. Милый мальчик, а ведь он нам сразу стал писать двоим, как будто предчувствовал наше совместное житье. Впрочем, какое уж оно теперь совместное. До поздней ночи я все прислушивался к шагам на улице, к скрипу дверей, к доносящимся разговорам, подбегал к окну, выглядывал. Но нет, конечно, М. не приедет, это совсем не в его характере, он и горд и обидчив, а я бы, пожалуй, явился, как ни в чем не бывало.

26 мая 1910 года (среда)