Новые крылья

20 февраля 1910 года (суббота)

У Танюшки роман определенно. С таким смешным лохматым мальчиком, наверное, тоже гимназист. Она ничего не рассказывает, а мы с мамой не расспрашиваем пока, только улыбаемся друг другу. Я, все же, собрался с духом и отправил свое сочинение Михаилу Александровичу по городской почте. Посмотрим, что из этого выйдет. Как подумаю – дух захватывает, но приятно.

21 февраля 1910 года (воскресенье)

Не сговариваясь, встретились с М.А. возле церкви. Очень удачно, пусть и не очень нежданно. Я, конечно, надеялся, что там увидимся, но не был уверен, поэтому страшно был рад. Демианов пригласил меня к своему приятелю, сказал, что зовут его Аполлон Григорьевич В'oльтер, что это его хороший товарищ и что рассказывал ему про меня, и он хочет познакомиться. Я полюбопытствовал, не француз ли этот господин и не родственник ли Вольт'eра? М.А. Заулыбался, сказал, я сам все увижу. Еще мне стало любопытно, что М.А. про меня рассказывал? Но тоже ничего я не узнал, только что «волноваться не надо, плохого не говорил». Приехали к В'oльтеру. Да! Если и был у него в роду кто из французов, то в незапамятные времена. Он оказался полным, круглолицым, мягким господином со светлыми волосами и глазами. Такой кругленький, уютный. Какой уж там Аполлон! А тем более Вольт'eр. Но человек очень добрый и приятный. Радушно встретил нас. С М.А. они обнялись. Я чувствовал себя легко, словно не только М.А., но и я тоже давнишний хороший товарищ милого Аполлона Григорьевича. У Вольтера остались мы обедать. Сам он кушает в невероятных количествах и чрезвычайно много пьет вина. И других так же потчует. От выпитого я не в меру разоткровенничался, стал жаловаться на судьбу, на то, что вынужден работать в проклятом театре, вместо того чтобы получать хорошее образование, что пыльные декорации мне опостылели и снятся в кошмарах. А.Г. меня утешал, он так растрогался, что чуть было не заплакал. Он говорил, я еще молод и все может измениться, и теперь у меня есть друзья он и М.А., которые меня не оставят. Добрый, милый человек. Пришел домой от него очень поздно. Мама нездорова. Оказывается, Таня возле нее весь день просидела.

22 февраля 1910 года (понедельник)

Был доктор. Говорил, в сущности, то же, что всегда. Климат нам менять не по средствам, нечего об этом и думать. А все что помогает, мама сама лучше доктора знает. Она права была, не нужно было и звать его. Но я так не могу. Как только ей хуже делается, я тут же за доктором.

Супунова в театре не было и от этого там было еще тоскливее.

Записок не получал и не писал. Читал книгу, которую взял вчера у Вольтера. Все же, он очень занятный и приятный человек. Вот кто уж точно ни на кого из знакомых М.А. не походит, в «одинаковой свите» не затеряется. У него у самого-то свиты нет? Если бы были, они могли бы зваться Вольтерьянцами.

23 февраля 1910 года (вторник)

Стихотворение мое М.А. получил. Наконец-то! Судя по всему, он мной доволен и считает, что у меня есть способности. Написал мне похвалы, немного даже слишком. Он считает мне нужно еще писать. Вообще-то я в себе на этот счет сомневаюсь. Но одна мысль, недавно меня посетившая, не дает мне покоя: Что если М.А. совершенно потеряет ко мне интерес из-за моего, на его взгляд, необъяснимого целомудрия? Несомненно, если бы я ему писал, он не отвернулся бы от меня слишком быстро. Это для меня спасение. Но буду ли я в силах? Сомнения меня тревожат. Во всяком случае, сегодня не могу приступить к поэтическим экспериментам – слишком взволнован похвалами М.А. и его новым ко мне вниманием.

24 февраля 1910 года (среда)

Сегодня прямо с утра засел писать. Измарал бумаги без счета. Но так ничего и не вышло. Как же можно вот так просто сесть и написать? В прошлый раз я чувствовал необыкновенный душевный подъем, особое вдохновение. Но испытаю ли когда-нибудь это вновь? Дано ли мне? Очень расстроенный и разочарованный поплелся на дежурство в театр. Маме немного лучше, но она все еще не встает.

25 февраля 1910 года (четверг)

Наверное, М.А. хвалил меня за то стихотворение просто потому, что хорошо ко мне относится и я ему небезразличен. Впрочем, если это и так, что же в том плохого? Не того ли я хочу добиваться и впредь? Его небезразличие, вот что важно, а не то, выйдет из меня писатель или нет. Но писатель пока не выходит. А дорогое внимание нужно завоевывать. Вторые сутки скриплю бедными своими мозгами – ничего. Читал Лафонтена, уже кое-что могу понимать без перевода, но мало.

26 февраля 1910 года (пятница)

Вот что получилось сегодня ночью.

Обрывки недочитанных романов

Смешались в безотчетное виденье,

Где я, конечно, в центре всех событий

И в окруженье так давно знакомых

Чуть надоевших даже персонажей.

Так быстро замелькали эпизоды,

Не поспевая мысленно за ними,

Я отпустил в свободное паденье

Свое сознанье и заснул спокойно.