Новые крылья

Вечером с Вольтером были в театре. А после он опять в свое не успевшее еще остыть ресторанное кресло, а я к себе в номер.

mon coeur, genou, ceux-ci[5]

Мсье Монкёр, картежник и маркёр,
Побил свою жену мадам Жену
За то, что не спросив, с мсье Сёси
Уехала кататься на такси

la bouche, carotte, les dents[6]

Властительница душ мадам Лябуш
Открыла рот: вошел мсье Карот
Ему решительный отпор был тут же дан
Драчливыми кузенами Ледан

l’amour, na"ive, nouveau[7]

Мсье Лямур, проделав вальса тур
И закружив мадмуазель Наив,
Натер ступни и утомился до того,
Что спать пошел домой к мсье Нуво

29 апреля 1910 года (четверг)

Купил в подарок Демианову книги и старые карты, которые ему, наверное, пригодятся. Будем, сидя за ними мечтать о путешествиях. В. то ли не понимает моих намеков, то ли не хочет звать сюда М. Да, может, мы и сами скоро уедем. В конечном счете, Митя, выходит, прав — денег проживаем много, ничего, почти, не делая. Я рассказал Ап. Григ. о просмотренных помещениях и отвез его в два места, самые, на мой взгляд, подходящие. Он пока ни на что не решается. А не дурно было бы для нового театра выкупить нашу «Одинокую кошку». Заведение известное с самой что ни на есть подходящей стороны. Перестроить немного, наших же друзей пригласить для оформления, и, вот вам, пожалуйста, готовый театр нового искусства. Поделился своим соображением с Вольтером. Он, кажется, доволен такой выдумкой, сомневается только, согласится ли хозяин «Кошки» ее продать. Выглядит он усталым, нездоровым. Переселился, все же, из ресторанов в свою комнату.

Вызывал Демианова, рассказывал ему наши дела, повеселил выдумками Мышонка. Милый М.! Скучает обо мне, говорит, что я ему снился. Так как ресторанами Вольтер уже сыт, надо полагать, увидимся скоро.

Вечером Супунов повел меня к знакомым. По дороге передавал ему всё, что М. говорит о петербургской выставке. Успех. Много говорят о ней, и даже кое-кто из критиков пишет хвалебно. С. почему-то удивился.

Вот так дом! Вот так знакомые! В центре внимания странные бородатые люди, молодые, лет по тридцати, на вид очень ученые, но как будто на что-то злые. Ругают Петербург помойкой, возрожденцев вырожденцами. С. на мои удивленные вопросительные взгляды только лукаво улыбался и делал знаки молчать. А бородачи всех ругали, Петрова, всю его, как они говорят, секту, Демианову досталось больше всех, его прямо-таки ругательски ругали. Я чуть не подавился, услышав. Супунов, не скрываясь, потешался, видя мое изумление, теперь уж ясно, зачем он меня сюда притащил. Слава богу, ко мне обращались мало, и то только дамы, а бородачи больше друг другом были заняты и своей критикой всего современного. Ну и компания! На обратном пути С. в отличном настроении смеялся и вышучивал всех, меня, бородачей, Демианова, возрожденцев. Мне такие забавы непонятны. Расспрашивал его про Алешу. Тот живет с матерью — двоюродной сестрой Супунова и отчимом. Есть у него две младшие сестры-двойняшки, дочери отчима и бабушка. Ни с кем в семье бедный мальчик не близок, и вообще, его считают, чуть ли, не юродивым. Лет ему, оказывается не 13–14, как я думал, а уже 16. В гимназию он никогда не ходил, его учили дома приходящие учителя. Собирается держать экзамен в Московский университет. Все это из Супунова пришлось силком вытягивать, они не очень-то дружны. Мышонок просто приходит к нему в мастерскую и сидит тихонечко в уголочке. Я попросил С. быть с ним поприветливее, ведь мальчику так одиноко. Он способный и очень милый. С. удивился, что я принял в его племяннике такое участие. Я взял с него слово впредь быть с Алешей внимательней, глядя на меня, он посерьезнел, а сам я растрогался почти до слез, так стало жалко маленького Мышонка, а вместе с ним и себя почему-то.