Но тут всё стало ещё хуже. От внимания кукол не ускользнуло ни её нелепое короткое платьице из лоскутков, ни разные ноги. Их смех становился всё громче и никак не умолкал. Из глаз Искры полились слёзы. Она повернулась к маэстро Джоакино, стоявшему в стороне с виноватым видом. – Дядюшка Джоакино! – вскричала она. – Как же это?.. Они говорят, что у меня нос, как вишня, я вижу, что у меня слишком много пальцев на руках и ноги у меня вот, один носок смотрит вперёд, другой – назад, почему ты так сделал, дядюшка Джоакино? – Так уж получилось, милая, прости... Но, поверь, всё это не страшно! – Но они смеются надо мной!.. – Девочка моя, смех – это не зло! – попытался утешить её Джоакино. – Поверь мне, смеющийся человек становится здоровее, счастливее, он дольше живёт! Значит, смех – хорошо! И тот, кто заставляет других смеяться или хотя бы вызывает на лице улыбку, делает очень, очень доброе дело! Поверь мне, ты создана на радость людям! – Только мне самой от этого не радостно! – Искра вытерла слёзы и глаза её засверкали огнём. – Вот что, дядюшка Джоакино. Я не намерена быть всеобщим посмешищем. Тебе придётся меня переделать! Я требую себе нормальный нос, нормальные руки и нормальные ноги!!! – Девочка моя, но это невозможно! Если бы ты была глиной, ещё можно было бы что-то исправить, но ты уже прошла обожжение в печи...
- Зачем?! Зачем ты меня сделал такой?! – заорала Искра, топая ногами. – Почему?! Для чего?!
– Я не нарочно. Просто я сильно устал... – Разве ты не мог сначала отдохнуть, а потом взяться лепить меня?! Или ты не понимал, что в твоих руках не простая, а живая глина, которой придётся существовать с этими вот непоправимыми изъянами?! Разве ты не понимал, какая это ответственность – за живое, а не за неживое?! – Девочка моя, но если рассуждать философски, то изъяны – это вовсе не изъяны... – начал было Джоакино, но Искра перебила его истошным криком, вырвавшимся из её груди: – Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!! Затем, падая и спотыкаясь из-за вывернутой ноги, она кое-как доковыляла до окна, с которого свисали длинные портьеры и вцепилась своими многочисленными пальцами в одну из них. И принялась карабкаться вверх. Куклы, уже переставшие смеяться, с удивлением наблюдали за её действиями. А Искра уже перебиралась с портьеры на верх этажерки, стоявшей неподалёку от окна. И, оказавшись на этажерке, закричала: – Вот что, дядюшка Джоакино, вам придётся найти способ вернуть меня в нормальное состояние, или я вас сживу со свету! И она начала раскачивать этажерку, держась одной рукой за край портьеры. И добилась своего: этажерка, качнувшись, с грохотом повалилась вперёд, на пол посыпались стоявшие на ней глиняные кувшины, вазы, статуэтки. А Искра повисла на портьере. – Мои работы! – со стоном в голосе прокричал Джоакино, бросаясь к опрокинутой этажерке. Между тем, благодаря цепкости и силе пальцев, Искра успела перебраться с одной портьеры на другую, а оттуда – на обеденный стол, на котором оставалась неубранная посуда и остатки еды после ужина маэстро – тарелка с кусками подсохшей селёдки, апельсиновые корки и бутылка с хересом. Схватив бутылку за горлышко, кукла со всего размаху ударила ею о край стола. Бутылка разбилась и в руках Искры оказался острый осколок. Сжав его всеми семью пальцами правой руки, она соскочила со стола на стул, со стула – на пол.
- Дядюшка Джоакино, я по-хорошему прошу вас исправить свою ошибку! – хриплым от ярости голосом проговорила она. – Или будет хуже!