Новые мелодии печальных оркестров (сборник)

Луэлла не столько рассказывала, сколько думала вслух. Она всегда считала себя честным человеком. До замужества ее постоянно превозносили за любовь к справедливости, и это качество она старалась сохранить и будучи замужней дамой. Поэтому точка зрения Чарльза была ей так же понятна, как своя.

Будь Луэлла женой первопоселенца, она, вероятно, боролась бы за существование бок о бок с мужем. Но здесь, в Нью-Йорке, никто ни за что не боролся. Покой и свободное время не приходилось завоевывать – и того и другого у Луэллы имелось в избытке. Как тысячи других молодых жен в Нью-Йорке, она честно хотела что-нибудь делать. Имей она чуть больше денег и чуть меньше люби мужа, она бы увлеклась лошадьми или любовными интрижками. И наоборот, будь их семья чуть бедней, избыток энергии пошел бы на надежды или на труд. Но положение Хемплов было промежуточным. Они принадлежали к многочисленному классу американцев, которые каждое лето путешествуют по Европе и посмеиваются, чувствуя одновременно тоску и умиление, над привычками, традициями и образом жизни других стран, потому что своих привычек, традиций и образа жизни их страна не выработала. Этот класс произошел вчера от отцов и матерей, которые с тем же успехом могли бы жить два века назад.

Час чаепития мгновенно сменился предобеденным часом.

Столики большей частью опустели, вместо сплошного, теснящегося говора раздавались редкие пронзительные голоса и отдаленный взрывной смех: в одном углу официанты уже накрывали столики к обеду белыми скатертями.

– Мы с Чарльзом действуем друг другу на нервы. – В наступившей тишине голос Луэллы прозвучал ошеломляюще отчетливо, и она поспешно понизила тон. – Мелочи. Он трет себе лицо – все время, за столом, в театре, даже в постели. Доводит меня до белого каления, а когда начинаешь злиться из-за таких пустяков, значит, конец не за горами. – Она замолкла и, полуобернувшись, натянула себе на плечи легкую меховую накидку. – Надеюсь, я не слишком тебе наскучила, Ида. Я только об этом и думаю, потому что сегодня вечером кое-что намечается. Я сговорилась на сегодня о встрече, очень интересной: поужинать после театра с несколькими русскими – то ли певцами, то ли танцорами, что-то такое, а Чарльз сказал, что не пойдет. Если так… то я пойду одна. И это конец.

Луэлла вдруг оперлась локтями о стол, спрятала глаза в глянцевых перчатках и заплакала – тихо и нескончаемо зарыдала. Свидетелей поблизости не было, но Ида Карр подосадовала, что Луэлла не сняла предварительно перчатки. Иначе можно было бы утешить ее, коснувшись голой руки. Но, глядя на перчатки, трудно было жалеть женщину, которую так щедро одарила судьба.

Иде хотелось сказать что-то вроде «все будет хорошо» или «все не так плохо, как кажется», но она промолчала. Она не чувствовала ничего, кроме раздражения и неприязни.

Рядом с ними остановился официант и положил на столик сложенную бумажку. Миссис Карр за ней потянулась.

– Ни в коем случае, – прерывистым голосом пробормотала Луэлла. – Нет, это я тебя пригласила! У меня уже и деньги приготовлены.

II

Квартира Хемплов (собственная) располагалась в одном из тех безличных белых дворцов, что обозначаются не названиями, а номерами. Обстановку они закупили в свой медовый месяц: за мебелью ездили в Англию, за безделушками – во Флоренцию; в Венеции приобрели кружева и прозрачную ткань на занавески, а также многоцветное стекло, которое выставляли на стол во время званых обедов. Луэлла упивалась выбором покупок. Они придали поездке видимость пользы и уберегли новобрачных от блуждания по крупным отелям и необитаемым руинам, без которых не обходится обычно медовый месяц в Европе.

Они возвратились, и жизнь пошла. Пошла на широкую ногу. Луэлла обнаружила, что сделалась состоятельной дамой. Временами ее поражало, что специально для нее построена квартира, специально для нее изготовлен лимузин, что и то и другое – ее собственность, такая же неоспоримая, как заложенный домик в пригороде из «Дамского домашнего журнала» и прошлогодний автомобиль, которые судьба могла бы дать ей взамен. Еще больше она удивилась, когда все это начало ей прискучивать. Тем не менее так произошло…

Было уже семь часов вечера, когда Луэлла вынырнула из апрельских сумерек, вошла в прихожую и увидела мужа, который ждал в гостиной перед камином. Луэлла беззвучно пересекла порог, так же тихо закрыла за собой дверь и на мгновение остановилась, наблюдая эффектную панораму (гостиной предшествовала небольшая приемная), в конце которой виднелся Чарльз Хемпл. Он достиг середины четвертого десятка, его молодое лицо носило отпечаток серьезности, безукоризненно уложенные волосы успели приобрести тот стальной цвет, который обещает через десяток лет уступить место белизне. Таковы были наиболее примечательные его черты, к которым нужно еще добавить глубоко посаженные темно-серые глаза. Женщины находили волосы Чарльза очень романтичными – по большей части Луэлла и сама так думала.