Форс показалось, что звезды в вышине и крыша под ногами вдруг плавно закружились. Она видела, как Джон взял ладонь детектива и сердечно ее пожал, как детектив ухмыльнулся и спрятал в карман пистолет. Снова заиграла музыка, девица, терявшая сознание, теперь танцевала в углу с лордом Чарльзом Эсте. Джон бегал по залу, похлопывал по спине то одного, то другого гостя, обменивался с ними рукопожатиями, смеялся. Потом, свежий и невинный, как младенец, направился к Форс.
– Чудесная забава, да? – спросил он.
У Форс потемнело в глазах. Она попыталась нащупать у себя за спиной стул.
– Что это было? – проговорила она заплетающимся языком. – Это сон?
– Нет, конечно! Никакой не сон. Это я все устроил, Форс, разве не понятно? Я это устроил ради тебя. Сам придумал! Кроме моего имени, здесь не было ничего настоящего!
Внезапно обмякнув, Форс уцепилась за лацканы его пиджака и свалилась бы на пол, если бы Джон ее не подхватил.
– Шампанского, быстро! – распорядился он. Он крикнул стоявшему неподалеку принцу Уэльскому: – Быстрей вызовите мне машину! Мисс Мартин-Джонс переволновалась, ей нехорошо.
V
Небоскреб громоздился тяжеловесной коробкой в тридцать рядов окон; выше он стройнел и делался похож на белоснежную сахарную голову. Последнюю сотню футов составляла вытянутая башня, тонкой и хрупкой стрелой устремлявшаяся в небо. В самом высоком из ее высоких окон стояла на свежем ветру Форс Мартин-Джонс и смотрела вниз, на город.
– Мистер Чеснат послал узнать, не пройдете ли вы в его личный офис.
Стройные ноги Форс послушно зашагали по ковру и принесли ее в прохладную, с высоким потолком комнату, откуда открывался вид на бухту и морской простор.
Джон Чеснат ждал за письменным столом. Форс подошла к нему и обхватила его за плечи.
– Ты уверен, что ты настоящий? – спросила она тревожно. – Совсем-совсем уверен?
– Ты написала мне только за неделю до прибытия, – скромно отозвался он, – иначе я успел бы организовать целую революцию.
– И все это представление было для меня? Вся эта грандиозная затея была ни за чем – просто для меня?
– Ни за чем? – Джон задумался. – Ну, вначале так и было. Но в последнюю минуту я пригласил крупного ресторатора и, пока ты гостила за другим столиком, продал ему идею для ночного клуба.
Джон посмотрел на часы.
– Мне нужно сделать еще одну вещь – и у нас до ланча как раз останется время, чтобы пожениться. – Он взял телефонную трубку. – Джексон?.. Пошлите три одинаковые телеграммы в Париж, Берлин и Будапешт, чтобы трех фальшивых герцогов, которые разыгрывали в орлянку Шварцберг-Райнмюнстер, выслали за польскую границу. Если герцогство не сработает, снизьте валютный курс до четырех нулей и двойки после запятой. И еще: этот кретин Блатчдак снова на Балканах, затевает еще одну войну. Затолкайте его на первый же корабль до Нью-Йорка или посадите в греческую тюрьму.
Повесив трубку, Джон со смехом обернулся к ошеломленной космополитке.
– Следующая остановка – мэрия. Оттуда, если хочешь, поедем в Париж.
– Джон, – спросила Форс задумчиво, – кто был принцем Уэльским?
Он помедлил с ответом, пока они не сели в лифт, где с быстротой молнии съехали вниз на два десятка этажей. Потом Джон наклонился и тронул лифтера за плечо.
– Не так быстро, Седрик. Леди не привыкла к такому падению с высот.
Лифтер с улыбкой обернулся. Лицо у него было бледное, овальное, окаймленное желтыми волосами. Форс густо покраснела.
– Седрик родился в Уэссексе, – объяснил Джон. – Сходство, скажу без преувеличений, поразительное. Принцы особым благонравием не отличаются – не удивлюсь, если в жилах Седрика течет малая толика гвельфской крови.
Форс сняла с шеи монокль и накинула ленточку на голову Седрика.
– Спасибо, – сказала она просто, – за второе из самых захватывающих в моей жизни приключений.
Джон Чеснат, как делают обычно торговцы, потер себе руки.
– Будьте у меня постоянным клиентом, леди, – просительным тоном произнес он. – Мой универмаг – лучший в городе!
– А чем вы торгуете?
– Сегодня, мадемуазель, у нас имеется запас первосо-о-ортнейшей любви.
– Заверните ее, господин продавец! – воскликнула Форс Мартин-Джонс. – Похоже, это стоящий товар.
Целитель
I
В пять часов темная комната в отеле «Риц», похожая формой на яйцо, созревает для едва уловимой мелодии: легкого клацанья одного или двух кусков сахара в чашке, звяканья блестящих чайников и сливочников, когда они, скользя по серебряному подносу, изящно соприкасаются боками. Некоторым этот янтарно-желтый час милее всех прочих, ибо необременительные труды лилий
[6], обитающих в «Рице», к этому времени уже заканчиваются – наступает остаток дня, певучий и нарядный.