Новые мелодии печальных оркестров

– Шофер отвезет тебя в отель, – сказала Дженни, когда автомобиль остановился у ее дома. – Не забудь, завтра у нас ланч на студии.

Неожиданно у них началось обсуждение – на грани спора, – стоит ли Джейкобу зайти в дом, не слишком ли поздно. Никто из них не успел понять, насколько переменились они оба после объяснения Джейкоба. В одночасье они сделались другими людьми, Джейкоб же отчаянно старался перевести время на полгода назад, на тот нью-йоркский вечер, Дженни между тем наблюдала, как растет в нем настроение – большее, чем ревность, и меньшее, чем любовь, – и как новый Джейкоб вытесняет постепенно прежнего, рассудительного и понимающего, с которым было так уютно.

– Не нравишься ты мне такой! – воскликнула она. – Ни с того ни с сего приходишь и требуешь любви!

– Меж тем как ты любишь Раффино!

– Да не люблю я его, клянусь! Я с ним даже ни разу не целовалась… на самом деле!

– Хм! – Джейкоб сделался похож на сердитую белую птицу. Он поражался тому, что способен подобным образом нарушать приличия, но им руководило чувство столь же нелогичное, как сама любовь. – Актриса!

– Джейк, отпусти меня, ну пожалуйста. Я ужасно себя чувствую и ничего не соображаю.

– Я пойду, – проговорил он внезапно. – Не пойму, что со мной такое. Ясно одно: я втюрился в тебя по уши и не соображаю, что говорю. Я тебя люблю, а ты меня нет. Когда-то любила или думала, что любишь, но теперь это не так.

– Да нет же, я тебя люблю. – На миг Дженни задумалась; в красно-зеленых отсветах автозаправки на углу можно было разглядеть борьбу чувств на ее лице. – Если ты так меня полюбил, я завтра же выйду за тебя замуж.

– Выйдешь за меня?

Дженни была так поглощена собственными мыслями, что пропустила отклик Джейкоба мимо ушей.

– Завтра же выйду за тебя замуж, – повторила она. – Никто на свете мне так не нравится, как ты, и наверняка я буду любить тебя так, как тебе хочется. – Она горестно всхлипнула и тут же замолкла. – Но… я этого совсем не ожидала. Пожалуйста, оставь меня сегодня одну.

Джейкобу не спалось. Из гриль-бара «Амбассадора» допоздна доносилась музыка, у заднего подъезда роилась стайка работающих девушек, которые поджидали своих кумиров. Затем в вестибюле затеяла продолжительную ссору какая-то пара; переместилась в соседний номер и там продолжила потихоньку бубнить за межкомнатной дверью. Около трех часов Джейкоб подошел к окну и стал любоваться великолепием ясной калифорнийской ночи. И повсюду – на траве, на сырых, поблескивающих крышах особняков – покоилась красота Дженни, растекалась в ночи, подобно музыке. Он видел ее и в комнате, на белой подушке, слышал в призрачном шелесте занавесок. Его жадное воображение воссоздавало ее вновь и вновь, пока она не потеряла всякое сходство с прежней Дженни и даже с той девушкой, которая встретила его утром на перроне. Молча, пока текли ночные часы, он слепил из нее образ любви – образ, который должен был жить столько же, сколько сама любовь, и даже дольше; оставаться нетронутым, пока Джейкоб не сможет произнести: «Я никогда не любил ее по-настоящему». Он создавал ее не спеша из своих юношеских иллюзий, из невеселых упований зрелых лет, пока у нее не осталось от прежней Дженни только имя.

Позднее, когда Джейкоб незаметно погрузился в недолгий сон, этот образ никуда не ушел, остался в комнате, прикованный к его сердцу узами мистического брака.

V

– Я не женюсь на тебе, если ты меня не любишь, – сказал он на обратном пути со студии; Дженни ждала, спокойно сложив руки на коленях. – Думаешь, я стал бы на тебя претендовать, Дженни, будь ты несчастной и безответной – если бы я был притом убежден, что ты меня не любишь?

– Я люблю тебя. Но не так.

– А как?

Она заколебалась, взгляд ее скользнул в сторону.

– Ты… ты меня не заводишь, Джейк. Не знаю… попадаются иногда мужчины, которые заводят, когда прикасаешься, танцуешь – что-нибудь такое. Знаю, это похоже на бред, но…

– Раффино тебя заводит?

– Вроде того, но не особенно.

– А я совсем не завожу?

– Просто мне с тобой удобно и хорошо.

Джейк мог бы заявить, что такое отношение и есть самое лучшее, но не сумел выговорить эту древнюю истину – или древнюю ложь.

– И все-таки говорю, я за тебя выйду; может быть, ты станешь заводить меня потом.

Он засмеялся, но вдруг замолк.

– Если я, как ты выражаешься, тебя не завожу, почему ты прошлым летом вела себя так, словно влюблена в меня?

– Не знаю. Наверное, была моложе. Трудно сказать, что чувствовал когда-то, правда ведь?

Она сделалась для него загадкой; подобная загадочность побуждает искать скрытый смысл в самых незначащих замечаниях. Пользуясь такими неуклюжими инструментами, как ревность и желание, он пытался сотворить магию столь же эфирно-тонкую, как пыльца с крыльев бабочки.

– Послушай, Джейк, – начала Дженни внезапно. – Этот Шарнхорст, адвокат моей сестры… он звонил сегодня на студию.

– С твоей сестрой все нормально, – отозвался Джейкоб рассеянно и добавил: – Значит, тебя заводят многие мужчины.

– Если я чувствую такое со многими, значит, это уж никак не настоящая любовь, правда? – с надеждой спросила Дженни.