Чайный вечер удался на славу. Мать, в хорошем настроении после двухчасовой приятной беседы, общалась со священником Американской церкви, Хэлли тем временем восторженно расхаживала в толпе очаровательных галантных мужчин. Она удивилась, когда узнала, что в тот же вечер устраивает в фешенебельном «Кафе Ройяль» обед с танцами – предстоящее событие затмило своим блеском нынешнее. О том, что полуденным поездом из Парижа в Брюссель отправились двое эстрадных артистов, Хэлли не догадывалась, пока они не выскочили радостно на сверкающий паркет. Но она знала, что на каждый танец у нее имеется дюжина партнеров и разговоры шли отнюдь не о памятниках или полях сражений. В полночь, когда к ней подошел Коркоран и заявил, что собирается отвезти ее домой, она бы бурно запротестовала, но ею уже владела блаженная усталость.
И только тут, в роскошном салоне таун-кара, ей выдалась досужая минута, чтобы удивиться:
– Но бога ради, как?.. Как вам это удалось?
– Это ерунда… времени не хватало, – отмахнулся Коркоран. – У меня есть несколько знакомых молодых людей в посольствах. Брюссель, знаете ли, не самый веселый город, и они рады любому случаю разогнать скуку. А все остальное… и того проще. Вам было интересно?
Ответа не последовало.
– Вам было интересно? – не без тревоги повторил Коркоран. – Потому что какой смысл продолжать, если вам…
– Сражение Веллингтона выиграл майор сэр Коркоран Фицхью Абризини. – Язык Хэлли заплетался, но смысл ее слов был вполне ясен.
Хэлли засыпала.
IV
Прошло еще три дня, Хэлли наконец согласилась расстаться с Брюсселем, и путешественники переместились в Антверпен, потом в Роттердам и Гаагу. Но они уже мало напоминали тех экскурсантов, которые какую-то неделю назад покинули Париж. Поездка продолжалась в двух лимузинах, поскольку всегда наличествовала пара-другая сопровождающих кавалеров, не говоря о четверке слуг – те тряслись в поезде. Путеводители и исторические книги больше не появлялись. В Антверпене Коркоран выбрал для проживания не отель, а знаменитый охотничий домик в окрестностях – снял его на шесть дней со всей обслугой.
До их отъезда в антверпенских газетах появилась фотография Хэлли с заметкой, где она была названа красивой американской наследницей, которая сняла Брабантский домик и устраивала такие замечательные приемы, что там неоднократно была замечена некая особа королевской крови.
В Роттердаме Хэлли не осматривала ни Бомпьес, ни Гроте-Керк – то и другое затмил поток приятных молодых голландцев, смотревших не нее нежными голубыми глазами. Но в Гааге, когда поездка близилась к концу, ей вдруг сделалось грустно: такое было прекрасное время и вот оно уходит в прошлое. Впереди маячили Амстердам и джентльмен из Огайо, не знающий толка в пышных развлечениях; Хэлли пыталась радоваться, но не могла. Ее также угнетало поведение Коркорана, который как будто ее избегал: со времен Антверпена он почти с ней не разговаривал и ни разу не танцевал. Вокруг этого и крутились мысли Хэлли в последний вечер, когда путешественники ехали в сумерках по Амстердаму и ее мать дремала в уголке автомобиля.
– Вы были так добры ко мне, – сказала Хэлли. – Если вы до сих пор обижаетесь за тот вечер в Брюсселе, пожалуйста, простите меня.
– Простил уже давно.
Они въехали в город молча, и Хэлли выглянула в окно чуть ли не со страхом. Что же делать теперь, когда некому будет о ней заботиться – заботиться о той части ее существа, которая жаждет вечной молодости и веселья? Перед самым отелем она снова обернулась к Коркорану, и они обменялись странными беспокойными взглядами. Она коснулась его руки и слегка ее пожала, словно это было их настоящее прощание.
Мистер Клод Носби был чопорный, лощеный мужчина с темными волосами, возраст его приближался к сорока. Скользнув враждебным взглядом по Коркорану, он помог Хэлли выйти из машины.
– Твой отец будет завтра, – возвестил он с нажимом. – Его внимание привлекла твоя фотография в антверпенских газетах, и он спешит сюда из Лондона.
– Но почему бы антверпенским газетам не опубликовать мое фото, Клод? – невинным тоном спросила Хэлли.
– Это несколько необычно.
Мистеру Носби пришло ранее письмо от мистера Бушмилла с рассказом о том, как была организована поездка. Затея крайне ему не понравилась. Весь обед он без всякого восторга выслушивал отчет Хэлли о ее приключениях, которому увлеченно вторила ее мать. Когда Хэлли и миссис Бушмилл отправились спать, Носби сказал Коркорану, что хотел бы поговорить с ним наедине.
– Э… мистер Коркоран, – начал он, – не будете ли вы так любезны показать мне конторскую книгу, которую ведете для мистера Бушмилла?
– Не хотелось бы, – вежливо возразил Коркоран. – Думаю, она касается только мистера Бушмилла и меня.
– Это одно и то же, – нетерпеливо проговорил Носби. – Вы, должно быть, не знаете, что мы с мисс Бушмилл помолвлены.
– Я об этом догадывался.
– Может быть, вы догадываетесь также, что я не особенно одобряю развлечения, которые вы для нее выбирали.
– Развлечения самые обычные.
– Смотря на чей вкус. Так вы дадите мне книгу?