Новые мосты

Вот и сидела Мия на скамейке в храме, вот и слушала певчих. И в душе ее царил раздрай и хаос. Тошно ей было, тяжко и горестно.

Брат уплывает.

Она ничего о нем знать не будет. Помочь не сможет.

Случись что – и отомстить не сумеет.

И как тут оставаться спокойной?! Мало ли что Джакомо говорит! Да хоть бы и с утра до вечера стихи он декламировал! Чушь это!

Понимаете – ЧУШЬ!

Ему Энцо не важен и не дорог, ему даже Мия важна как источник денег. А уж мальчишка-то…

Вернется, не вернется – какая разница?

К причастию Мия подошла. Но, видимо, лицо у нее было такое, что священник легонько коснулся ее руки:

– Задержись, дочь моя. Мне кажется, тебе нужно с кем-то поговорить?

Мия вскинула на него глаза.

Старый уже… сколько ему лет? Весь седой, сгорбленный, высохший, словно щепка. А вот голубые глаза светятся чем-то таким… надмирным.

Верой.

Это называется – искренняя вера в Бога. То, что Мия утратила еще в день смерти отца. Сломалось что-то… и не починишь уже, не залатаешь. Но почему бы и не задержаться? Что она теряет?

Мия отошла в сторону, села на скамейку и ждала, пока падре не отпустит последнего прихожанина и не подойдет к ней.

– Дана, поговорим?

– Вы хотите услышать мою исповедь?

Священник покачал головой:

– Нет, дана. Вы не хотите исповедаться. В вашей душе нет для этого решимости и уверенности. Но мне кажется, вам очень надо с кем-то поговорить.

Мия только вздохнула:

– Надо. Падре…

– Ваккаро. Норберто Ваккаро.

– Мия Феретти, – представилась Мия. Пес с ней, с известностью. Лицо она сегодня нацепила мамино, но эмоции-то на нем принадлежали Мии!

– Что вас настолько гнетет, дана Феретти? Вы сама не своя, это видно.

– На днях уезжает мой брат. Отправляется в путешествие на корабле.

– И вас это тревожит?

Мия качнула головой:

– Я не могу защитить его. Я не смогу даже узнать, что случилось. Если случится, конечно.

Священник только головой покачал:

– Дана, дана… это мужчины должны вас защищать!

Мия фыркнула. Непочтительно, конечно, но ведь это – не исповедь! Чего стесняться?

– А мы их – не должны?

– Вы можете ждать, молиться, любить…

– Я так не умею.

Священник медленно кивнул.

Да, с таким он тоже сталкивался. Очень деятельная натура. Очень умная, очень сильная, очень своеобразная… Он с такими сталкивался. И иногда видел, как они превращаются в проклятие для своей семьи. Если не смогут смирить куриный инстинкт и отпустить птенцов в полет.

– Вы не хотите его отпускать, дана?

– Не хочу. Но отпущу.

Эта – не превратится. Уже хорошо.

– Что вас так гнетет? Что вы не сможете его защитить? И все?

Мия кивнула:

– Не смогу. Я даже молиться не смогу, падре. Я грешница, и Господь меня не услышит.

– Дана, он всех своих чад слышит. Не сомневайтесь…

Мия покачала головой. Ей было больно, больно…

– Падре, если бы я знала, что так сложится… я готова хоть на коленях вокруг столицы проползти, но лишь бы это помогло! Но ничего, понимаете, ничего не поможет!

– Вам – или ему?

– Мне? Почему мне?

– Вам ведь тоже будет плохо.

– Да, но это не так важно. Я не хочу, чтобы что-то случилось с моим братом, вот и все…

Падре вздохнул. И погладил Мию по голове, словно маленького ребенка.

– Скажи мне имя брата, чадо. Я помолюсь за него. Если ты уверена, что тебя не услышат, я помолюсь.

– Дан Лоренцо Феретти. Сколько я буду должна?

Падре Ваккаро погрозил Мие пальцем:

– Как ты себе это представляешь? Платить за молитву?

– Обыкновенно, – буркнула девушка. – Берут же…

– То другое. А я просто помолюсь за твоего брата. И все будет хорошо.

– Правда?

– Господь видит и тебя, и меня… и слышит наши слова, и наши сердца. Верю, все будет хорошо. А вот это – твоему брату.

Падре расстегнул цепочку и снял с шеи крестик.

Самый обычный, простой, медный, даже не особенно хорошо откованный, разве что на цепочке.

– Говорят, он хранит в бою. Я не воевал и воевать не буду, детей у меня нет… отдай его своему брату.

– Но падре…

– А решишь мне за него заплатить – уши надеру. Не посмотрю, что взрослая и дана. Я-то всяко старше.

Мия медленно кивнула:

– Благодарю вас, падре.

Крестик она зажала в кулаке так, что края впились в ладонь.

– Я знаю, чадо, это не принесет мира в твою душу. Не успокоит, не утешит. Но ты можешь сделать хоть что-то.

– Верно.

– А еще… приходи сюда, когда будет плохо. Я не смогу сделать многое, но молиться буду и за твоего брата, Лоренцо Феретти, и за тебя, Мия Феретти. От всей души.

– Благодарю вас, падре.

Руку священника Мия поцеловала по доброй воле. И из церкви выходила чуточку спокойнее. Ну хоть что-то она сделала? Ведь правда же?

А падре смотрел ей вслед и качал головой.

Бедная девочка.

Кажется, она моложе, чем выглядит. И за брата переживает искренне. И чем ей тут помочь?

Только молиться. И он будет молиться за этих людей, от всей души… пусть Господь сохранит Лоренцо Феретти и Мию Феретти, пусть приведет их корабли в тихую гавань.

Пусть…

Небеса привычно молчали, но падре это не смущало. Он точно знал, что к молитве от сердца всегда прислушаются. А остальное…

Вы просто не верите в Бога. Вот и все. Иначе никогда бы не сомневались ни в молитве, ни в его промысле. Падре и не сомневался.

И привычно опустился на колени перед алтарем.

Крестик?