Ветер резко сменил направление. Теперь он дул со стороны городка, что находился от водоочистительной станции в двух километрах. Издалека донеслись порванные ветром фрагменты музыки, бодрой, маршевой, по моде последних лет. Затем посыпались слова диктора. Хорошо поставленным бархатным голосом он что-то вещал. Ирина поморщилась и закрыла уши ладонями, но ветер все же надул ей в уши рваные фразы. Кажется, эта была сводка новостей. Реформы, разумеется, шли успешно; благосостояние народа неуклонно росло и почти достигло уровня жизни граждан (далее последовала неразборчивая дата откуда-то из прошлого века); князья собрались на очередное Верховное Вече, на котором царю-президенту была подарена от имени благодарного народа какая-то южная волость…
Слушать все это было совершенно невозможно, но к счастью, ветер милостиво поменял направление, и громкоговоритель затих.
Ирина вздохнула с облегчением и принялась складывать срезанную зелень в большой пакет. Зелени оказалось даже больше, чем он ожидала, так что Олег вполне мог выменять часть ее у турков на персики – хотя бы полугнилые.
Едва она подошла к входу в их дом, как со стороны внешних ворот послышался знакомый скрип. Олег, длинный, худой, как всегда улыбающийся, катил впереди себя по бетонной дороге тележку, закрытую линялым куском брезента.
– Привет, мам! – бодро крикнул он. – Ты что, уже ходила на огород? А как же твоя больная спина? Могла бы и меня подождать, я же говорил, что сегодня приду со станции не позже десяти утра!
– Ничего, сынок, сегодня я чувствую себя получше, – успокаивающе промолвила Ирина. – Что ты сегодня привез?
Олег поставил тележку на опору и с гордым видом снял брезент.
Ирина ахнула, разглядывая на удивление хорошо сохранившиеся тома собраний сочинений русских классиков. Здесь было академическое издание Достоевского конца прошлого века, красивое издание Пушкина в красном с золотом ледерине, еще более старый, но неплохо сохранившийся двенадцатитомник Чехова…
Сын нередко привозил из городка книги. За последние годы они оказались, пожалуй, самыми ненужными вещами в домах немногих оставшихся жителей. Зимой, когда в городке то и дело отключали отопление, книги в основном шли на растопку буржуек, а начиная с весны они заполоняли окрестные свалки. Молодежь давно уже не читала ничего, кроме комиксов и сканвордов, и недрогнувшей рукой выбрасывала все, что нельзя было продать или выменять на полезные вещи на местной барахолке. А на книги там было выменять решительно ничего невозможно, даже мыло или спички.