Новые пирамиды Земли

– Они не смогут забыть, – тяжко вздохнул милиционер. – Они день и ночь думать, как вас убить, о Боже! Это станет целью их жизни, они поднимут на борьбу с вами всех своих подельников. Согнуть эту мразь нельзя, перевоспитать – тоже, их можно только сломать и вышвырнуть на свалку. Вот это заставит многих снова забраться в свои тараканьи щели, потому что все они – жалкие трусы.

– Почему же тогда они превратили тебя и тебе подобных в своих слуг? – спросил Вольга. – Вы тоже трусы?

– Да, мы тоже трусы. Но боимся мы не столько за себя, сколько за свои семьи. Боже, остерегись, сейчас они начнут стрелять!

Вольга хмуро усмехнулся.

– Они уже давно хотят сделать это, да пальцы не слушаются. Но не могу же я вечно их удерживать! Штырь, последний раз взываю к твоему порочному разуму – уходи! Во мне закипает гнев. Я вовсе не Христос, и никому и никогда не подставлю не только вторую щеку, но и первую. И мученическое распятие на новой Лысой горе меня не устраивает. Мне обязательно нужно дойти до конца Дороги, и потому мне разрешено использовать для защиты все, чем я располагаю. Но я не хочу этого делать!

Бледные как смерть охранники вопросительно посмотрели на своего пахана. Будь их воля, они давно бы бежали из этого жуткого места, но Штырь (вовсе не зря получивший эту воровскую кликуху) твердо стоял возле двери, широко расставив ноги и, напрягая все силы, отчаянно пытался согнуть палец на спусковом крючке.

– Лучше… убей нас, Вольга, иначе твоя жизнь… превратится в ад, – хрипло промолвил он посиневшими губами. – Мусор прав, мы… все равно согнем тебя в бараний рог. Хозяев в городе… может быть только два: или мы, или тоже мы… Другого не дано!

Вольга закрыл лицо руками. Он дрожал от ужаса перед тем, что ему предстояло совершить.

– Господи, почему этот мир полон такой злобы? – прошептал он. – Я ведь ничего не сделал этим людям, я даже не знаю их… но они пришли сюда, чтобы диктовать свою волю. И я чувствую, что даже если сотру их память, то назавтра они придут снова.

– Непременно придут, – подтвердил милиционер. – Штырь свою зону в городе пасет лучше любого пастуха. А мы и судейские у него вроде егерей и гончих… Но если ты дашь им деньги, они придут еще и еще. А потом деньги уже дадут тебе, но с той поры ты будешь служить им, и будущий храм превратится в лавку или бордель, потому что ничего другого они строить не умеют. Накажи их, Боже, всех накажи!

– Но я не могу это сделать… – простонал Вольга, продолжая дрожать. – Путь к Башне не может быть усеян трупами, пусть даже отъявленных злодеев! Будь я на самом деле сыном Божьим, мое слово превратило бы вчерашнего разбойника в апостола. Но этого я тоже не могу сделать!

Суровцев вдруг гневно заорал:

– Господи, почему ты жалеешь этих мерзавцев? И почему ты жалеешь такого ничтожного и продажного труса, как я? Лучше бы ты пожалел миллионы бедных детей, которые каждый год умирают от голода, от болезней, от наркотиков, от насилия. Лучше бы ты пожалел миллионы мальчиков, которые гибли, гибнут и будут гибнуть на бесконечной Войне. Лучше бы ты пожалел их матерей, слезы которых могли бы наполнить целое море. Разве ты не понимаешь, о Боже, что такое отношение к людям заставляет сомневаться в твоем существовании? Ибо Создатель просто не может быть так жесток к своим детям.

Опустив руки, Вольга посмотрел на милиционера глазами, полными слез:

– Сотни раз я задавал себе этот вопрос, но так и не нашел на него ответа, – промолвил он. – Да, я верю что там, в тонком мире и в мире огненном, многих ждет другая жизнь, и кое-кто однажды вновь вернется на Землю в ином облике, кто-то всего лишь как мотылек-однодневка, но кто-то и образе ребенка. Но я не могу и не хочу согласиться с тем, что жизнь земная – это только первое испытание духа, первая школа, отличники которой попадают в рай, а двоечники – в ад. Такой взгляд плох тем, что он освобождает людей от ответственности за содеянное на Земле, перенеся суд или награду в другое, непостижимое измерение. Я же призываю строить царство светлое на Земле. Но я – строитель, я должен построить дорогу к Башне, а не судить злодеев… Есть же на это земные судьи!

– Отдай этих злодеев судьям земным, и завтра эти злодеи вернутся, и будет их сотни, а послезавтра – тысячи, – неожиданно спокойно, и словно бы другим голосом сказал Суровцев. – И не будет тогда никакой дороги, и никакой Башни. Решай: или действуй, или уступи свое место тем, кто тверже духом.

Вольга посмотрел на Суровцева с огромным удивлением.

– Твой голос стал другим, но он мне знаком. Неужели, это…

Раздался оглушительный звон, и на пол посыпались тысячи осколков. И тут же раздались звуки автоматных очередей.

Суровцев инстинктивно рухнул на пол и на всякий случай закрыл голову руками. Но потом опомнился и с ужасом посмотрел на Вольгу.

Вольга по-прежнему стоял посреди фойе. Прямо перед ним слегка колыхалась голубая занавесь. Она была покрыта множеством красных точек – это были следы пуль, остановленных неведомым силовым полем.

Послышался вопль Штыря: