Новые приключения Хомы и Суслика

А то! Надо сделать жизнь другим невыносимой.

Не таким уж простаком Суслик был. Повадился он к к ним домой ходить в их отсутствие: то к Зайцу, то к Хоме. Пристроится где-нибудь в чужой норе, в дальнем уголке и ждёт, дремлет. Только хозяин на порог, как Суслик тут же начнёт громко зевать, протяжно охать и бездарно напевать своим тонким голосом. Негромко, правда. Вроде невидимки в гостях.

И порой ведь на всю ночь оставался!

Хотя и Хома, и Заяц действительно напрочь отвыкли его замечать и даже в упор его не видели, как тут такое не заметить! Всё время в твоей норе кто-то невидимый зевает, охает, скребётся и, хуже того, поёт слабым, замогильным голосом. И остановить нельзя. А ночь — до-о-лгая!..

Собрались они раз на совет, Хома и Заяц. В норе у Зайца. У него просторней. Он старую барсучью нору занимал.

— Знаешь, — по-секрету сказал ему Хома, — ты. только не пугайся. У меня в норе завелось привидение!

— И у меня, — признался Заяц-толстун.

— Я это, я! — жалобно вскричал в углу одинокий Суслик. Он уже успел сюда раньше забраться и в тёмном уголке прикорнуть.

— Слышал? — вздрогнул Заяц. — Уже и уши по ночам травой затыкаю. Не поверишь, привидение даже петь умеет.

— Да не умеет! — возмутился Хома. — Если б умело петь, можно было бы потерпеть. Смотри, — и сам удивился, — стихи получились: петь, потер-петь! Я стихи сочиняю, значит, точно с ума схожу. Довело, негодное!

— Я это, я! — снова жалобно вскричал Суслик.

— Опять… — шевельнул ушами Заяц.

— Вот что, — решительно сказал Хома, — надо его выкурить.

— А как? — растерялся тугодум Заяц. — Я некурящий. И спичек нет. Да и зажигать их я всё равно не умею.

— Если зайца бить, — грубо отозвался из глубины норы несдержанный Суслик, — он и спички зажигать научится.

Теперь они оба вздрогнули, Хома и Заяц. Особенно Заяц. После таких-то слов!

— Подсказку слышал? — страшным шёпотом спросил Хома.

— Какую?

— Бить! — вскинулся Хома. — Бить надо!

— Кого бить? Меня? — всполошился Заяц.

— Привидение!

— А куда бить-то, если оно невидимое?

— Куда попадя! Авось, попадём!

— Окружай его! — обрадованно завопил Заяц.

Только Суслика и видели. Вернее, не видели. Опомниться не успели, как он их повалил, напролом вылетев из норы!..

С тех пор стало у них дома тихо, спокойно. У Хомы и Зайца. А если кто и пел в своей норе по ночам, то сам по себе. Громко. Не скрываясь. На радостях!

А как-то они и с Сусликом помирились. Очень просто.

Принёс он, Суслик, с Дальнего поля три морковки. И виновато положил их у ног Зайца и Хомы.

Тут-то они сразу его заметили.

— А третья морковка кому? — заметил Хома.

— Мне… — робко улыбнулся Суслик.

— Слушай, а где ты пропадал всё время? — удивлялся Заяц, хрустя морковкой.

— Давно не видели, — приглядывался к Суслику Хома, взяв свою долю. — Чего молчишь?

— Рот занят, — прошамкал Суслик, тоже хрустя морковкой. А сам так и сиял.

Оказалось, немного и нужно, чтобы тебя наконец заметили.

Как Хома и Суслик лишнее убирали

Сидели однажды на травке Хома и Суслик. Возле своих нор. Любовались природой.

Какие отсюда виды открывались, какие горизонты — один лучше другого!

Хома медленно поворачивал голову то влево, то вправо.

Разве может что-то прекраснее быть? Луг, роща, ручей, небо!.. Что здесь, спрашивается, добавишь?

— Ничего нигде не прибавить, — так и сказал Хома, оглядываясь вокруг. — Я бы даже убавил — тех, кого пока не видно. Лису, Коршуна, Волка…

— Медведя оставь, — прервал его великодушный Суслик. — Он на нас не охотится.

Хома кивнул.

— Оставляем Медведя.

И вдруг пристально посмотрел на лучшего друга.

— Может, и меня… — оторопел Суслик.

— У тебя бы я рост убавил, — придирчиво окинул его Хома взглядом, — чтоб не хвастался, что почти вдвое выше меня.

— Не «почти», а совсем вдвое! — не выдержал Суслик.

— Будь моя воля… — опять покосившись на него, начал было Хома. И не стал продолжать.

Мечты тех, кто любуется окружающей природой, могут завести далеко..

— А будь моя воля, — поспешно сказал Суслик, боясь, что Хома снова примется за него, — я бы ещё и комаров убрал. Такие навязчивые, кровожадные!

И звонко прихлопнул комара на Хоминой щеке.

— Ты себе много воли не давай, — невозмутимо заметил Хома. Чего это ему стоило!

— Надо же от них как-то избавляться!

— Ну, избавимся от них. А кого тогда птицы и рыбы клевать будут?

— Рыбы не птицы, они не клюют, а хватают, — возразил Суслик.

— А почему тогда рыболовы всё время жалуются, что не клюёт?

— Ну и что? Рыб я тоже убрал бы, — рубанул Суслик лапой воздух. — Лично нам они не нужны. Мы ими не питаемся.

— Не питаемся, потому что поймать не пытаемся. Не можем. Не клюёт, — повторил Хома.

— Пожалуй, — неохотно согласился Суслик.

— Оставим пока рыб. Хоть они нам и не попадаются, зато от них красивые круги по воде идут.

— От дождя они тоже идут.

На что Хома, возмечтав, произнёс:

— А вот дожди я бы убрал. Дожди, особенно затяжные, мою шерсть мочат.

— И мою!

— Нет, дожди убирать нельзя, — внезапно сожалеюще отказался Хома. — А не то ничего расти не будет. Даже горох!

— Горох надо оставить, — сурово сказал Суслик.