Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)

Тут вошел Билли с телеграммой. Холмс нетерпеливо вскрыл ее.– Ага! – вскричал он, прочтя послание и передавая его мне. Телеграмма была от Хилари Стелбрасса. Она гласила: “Гранвиль подлинный. Некоторые из других картин – подделки”.

* * *

Холмса я вновь увидел только наутро за завтраком, к которому он вышел уже в своем обычном виде, в лиловом халате, весело улыбающийся.

– Судя по лучезарной вашей улыбке, – заметил я, отколупывая скорлупу с яйца, – визит в клуб оказался плодотворным.

– Процесс дедукции – вещь увлекательнейшая! – Все с той же улыбкой на лице он подсел ко мне за стол и налил себе кофе. – Когда-нибудь я напишу труд о том, как важна для детектива осведомленность в области международных преступлений и преступников.

– Загадки за завтраком? Ну хватит, Холмс, говорите яснее!

– Знакомо вам имя Альфредо Феллини?

Я покачал головой.

– Так я и думал! – Друг мой самодовольно хмыкнул. – Ну а мне, по счастью, стало известно, что это правая рука некоего Антонио Каррераса, главаря одной из крупнейших мошеннических банд Нью-Йорка. Действует этот проходимец, используя шантаж и вымогательства, и действует весьма успешно. До такой степени успешно, что, разбогатев, сумел собрать у себя значительную коллекцию предметов искусства. Так сообщает мне мой друг Барнс из Пинкертоновского агентства в регулярных своих сводках.

– Коллекция предметов искусства? – Я вытер подбородок салфеткой и, отодвинув от себя недоеденное яйцо, приготовился со всем вниманием выслушать Холмса.

– Да. И вчера вечером я мог наблюдать этого Феллини в клубе “Пандора”. Он был поглощен разговором с одним из домочадцев Дарлингтона.

– Вы имеете в виду сына его светлости Руперта?

– Именно. И разговор был оживленнейший, чтобы не сказать “на грани ссоры”. И на протяжении всего этого временами переходившего в перепалку разговора этот хитрый лис лорд Артур Бичем маячил на заднем плане, подобно хлопотливой заботливой наседке.

– И что, на ваш взгляд, Холмс, это означает?

– Используя метафору, почерпнутую из области живописи, что в данном случае кажется мне уместным, можно сказать, что набросок композиции я в общем-то сделал, но требуется время, чтобы прописать детали и поиграть светотенью. Тем не менее уже сейчас ясно, что Руперт Дарлингтон втянут в какое-то темное дело, касательство к которому имеют как этот прохвост Бичем, так и опаснейшие преступники-американцы. И что в замысел их входит и кража полотна, написанного Гранвилем.

– Но картину возвратили в целости и сохранности.

– Пришлось. В чем и заключается сейчас для Руперта Дарлингтона вся проблема.

Холмсу нравилось ошарашивать меня загадочными заявлениями и наблюдать мою реакцию. Но я давно уже понял, что, независимо от этой реакции, известиями он делился со мной не раньше момента, который счел бы для этого подходящим. Теряясь в догадках о том, в чем могла бы состоять проблема Руперта Дарлингтона, я знал, что, попробуй я расспрашивать его об этом, никакая настойчивость мне не поможет: в той или иной форме, но в ответе мне будет отказано. По этой причине я сделал попытку увести нашу беседу в русло более перспективное, но лишь затем, чтобы встать в тупик перед другой загадкой.

– Какой же следующий ход нам предстоит?

– Мы посетим собачника, – осклабился Холмс.

* * *

Не прошло и часа, а мы уже тряслись в дребезжащем двухколесном наемном экипаже, направляясь в восточную часть города. Я услышал, как Холмс называет кэбмену адрес – Коммершл-стрит, возле Хаундсдитч-роуд – район убогий, не вызывающий приятных ассоциаций. Холмс сидел в кэбе, откинувшись на спинку сиденья, худое бледное его лицо выражало глубокую задумчивость.

– Кто или что такое этот самый собачник и зачем мы к нему едем? Разве просьба сопровождать вас туда не предполагает необходимости объяснить мне цель этого визита? – съязвил я.

– Ну конечно же, дружище. – Холмс улыбнулся и отечески похлопал меня по плечу. – О чем я только думал, держа вас в неведении! Так вот: собачником я прозвал Джошуа Джонса, чей дом кишит этими животными. Неумеренная любовь его к собачьему племени заставила его жену и детей покинуть этот дом. Нежность и внимание, какими он окружает всевозможных подобранных им дворняжек, несравнимы с чувствами, которые он питает к собственным своим чадам и домочадцам. Но при этом он обладает огромным талантом живописца. А еще… – Холмс склонился ко мне и, понизив голос до драматического шепота, произнес: – Он является величайшим из современных мастеров-копиистов. Лишь самый проницательный из экспертов мог бы отличить подлинную “Мону Лизу” от изготовленной Джонсом копии. Мне случалось раз-другой прибегнуть к его помощи, когда в расследованиях требовались копии. Вам понятно, зачем он может пригодиться нам сейчас?

– Не совсем.

– Я заподозрил Джонса в причастности к вчерашней нашей утренней истории. Вы, может быть, помните, как, рассматривая Гранвиля, я поинтересовался у Дарлингтона, есть ли в доме собака?

– Да, помню.