Новые райские кущи

Они ели прекрасные блюда, разговаривали, смеялись шуткам друг друга, и Ладников со всей отчетливостью понимал, что его жизнь круто и навсегда изменилась. Наблюдая за Софьей, Ярослав впитывал в себя, в свою память и новое восприятие жизни, в которой теперь оказался, и ее голос, и взгляд, ее жесты и реакции на его высказывания… И необратимо-безвозвратно погружался в Явление под именем Софья Октябрьская, уже точно зная, что это его Женщина — вот так, с большой буквы. Как Предназначение, что ли.

Сдержанная в проявлении эмоций, рассказывая о работе, она настолько увлекалась предметом своих научных изысканий, что забывала про свою природную холодность, восторженно посверкивая поразительными голубыми глазами. На ее щеках выступал легкий румянец, а пара тоненьких прядок, выбившихся из скрепленной заколкой прически, подхваченная легким ветерком, все поглаживала эти ее порозовевшие щеки.

И в этот момент Софья была так божественно хороша, так притягательна, что у Ладникова от переполнявших его чувств и переживаний чуть кружилась голова и то и дело перехватывало дыхание. И это было странно и удивительно для Ярослава, никогда не испытывавшего к женщине подобных чувств и такого мощного влечения, замешанного на сильном сексуальном желании и одновременно на какой-то восторженной нежности и даже восхищении.

Софья Павловна же, не подозревая об эмоциях и чувствах, обуревавших шедшего рядом с ней мужчину, увлеченно рассказывала о том, что предметом ее научных изысканий является исторический период России, который называли «веком трех последних царей»: эпохе модерна, сильных страстей и неординарных личностей на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков.

Без всякого лукавства и кокетства, напрочь чуждых ее натуре, Софья откровенно призналась Ладникову, что погружена в ту удивительную ушедшую эпоху со всей возможной страстью и преданностью. А он смотрел на нее, слушал и думал о том, что Софья Октябрьская поразительно созвучна с тем самым временем. Ее внешность, холодноватая отстраненность и сдержанность, эти поразительные, нереальные какие-то глаза и манера держаться, сама суть ее натуры и характера — это девушка, вышедшая из того великого и одновременно невероятно трагического, переломного исторического отрезка. Она даже изъясняется тем практически забытым, богатым и прекрасным русским языком.

Слушая девушку и любуясь ею, Ярослав отчетливо представлял, насколько органично она выглядела бы в длинном платье, перчатках и шляпке, наряде конца девятнадцатого века, так соответствующего ее удивительному особому темпоритму существования. Так сильно отличающегося от большинства современных людей и настолько же сильно гармонирующего с ее любимой исторической эпохой.

Выйдя из кафе, они неспешно прогуливались по бульвару, и Софья продолжила увлеченно, эмоционально рассказывать какую-то забавную историческую байку-курьез, которую начала еще в кафе…

И, засмотревшись, залюбовавшись девушкой, гибельно-безвозвратно погружаясь в мир под названием Софья Октябрьская, Ладников признался самому себе, что, оказывается, сильно ошибался в высокой оценке своей круто прокачанной способности управлять, контролировать желания, эмоции и порывы. Просто в какой-то момент он вдруг осознал, что у него не осталось сил сдерживаться, бороться с наваждением и притяжением. И он шагнул к Соне, обнял и поцеловал — поцеловал ее голос, ее дыхание, ее запах, ее мягкие, чудные, казавшиеся по-детски припухшими губки…

И потерялся в этом сладко-терпком поцелуе безвозвратно…

Их первый поцелуй был ошеломляюще прекрасным! По крайней мере, именно таким его чувствовала тогда Софья, и именно таким она запомнила его навсегда. Губы Ярослава были мягкими и нежными и одновременно требовательными и сильными. От него едва уловимо пахло терпким мужским парфюмом с нотками мускуса и табачных листьев, а вкус его поцелуя напоминал наполненную солнцем теплую, спелую малину…

От невероятного клубка чувств и эмоций, захвативших и обрушившихся на нее, у Софьи кружилась голова и что-то постанывало и билось нетерпеливо в груди. Какие там порхающие бабочки — фигня! Ей казалось, что какая-то фантастическая, небывалая птица расправила крылья внутри нее, и она сейчас просто взлетит… И улетит не одна, а в паре с крепко обнимавшим ее мужчиной…

Соня резко выдохнула, стараясь остудить возбуждение, вызванное яркими нахлынувшими воспоминаниями, поднялась с кровати и подошла к большому круглому окну. Вглядываясь в даль, куда-то поверх ограждавшего участок забора, обняла себя за плечи, чувствуя, что мелко подрагивает — не то замерзнув от своей слишком чувственной реакции на воспоминание о том их далеком, первом поцелуе, не то, наоборот, слишком уж разгорячившись.

Вырвавшиеся на свободу картинки прошлого, не сдерживаемые более Сониными запретами и волевыми окриками, накатывали на нее все новыми и новыми волнами, словно она попала в эмоциональный шторм и никак не могла из него выбраться.

В тот вечер они не смогли оторваться друг от друга и расстаться…