Как ни старается Таисья Федоровна, Катя все больше впадает в истерику. Она уже не способна слушать. Падает в подушку мокрым лицом, бьет кулаками по матрацу. За дверью возникает какой-то шум, возня, беготня, крики: «Элеоноре плохо! Врача, нашатырь! Она без сознания!» Таисья Федоровна встает. Убирает руки от трясущейся и всхлипывающей Кати.
— Этого еще не хватало, — говорит она не то себе, не то ей.
Есть дворы, где пахнет убийством
Есть дворы, где пахнет убийством. В них густая, напряженно-безысходная атмосфера. Солнечные лучи даже в самые знойные летние дни не способны осветить и высушить замшелые вонючие углы. Зимой в них снег не убирается, и жители прошмыгивают по узким тропинкам. Милиция в такие места не заглядывает. Кому охота разбираться с живущей в заплеванных и обоссанных подъездах пьянью. Мордобитие, кражи, попойки, одним словом, «бытовуха», не представляла интереса для правоохранительных органов. Бороться с населением этих дворов, пожалуй, можно одним способом — всех свезти на сто первый километр. Но теперь на такое вряд ли кто решится. И дворы, подобно гниющим язвам, стараются не замечать. В такой двор прямо с Тверского бульвара попадает Иголочкин. По старой муровской привычке мгновенно выхватывает взглядом безжизненные лица старух за мутными стеклами окон. На коричневом снегу валяются разбитые бутылки, рваные целлофановые мешки, газеты, какие-то тряпки. С карниза за ним внимательно наблюдает рыжая кошка. Пересекая открытое пространство двора, Иголочкин затылком чувствует притаившуюся за каждым окном угрозу. Поворачивает за угол, в своего рода аппендикс. Совершенно глухой колодец из серых мрачных пятнистых стен и всего одно окно, через которое тускло просачивается красноватый свет. На ржавой жестяной двери черной краской крупно написано: «Не входи — убьет», а под текстом нарисован череп с папиросой во рту. Иголочкин толкнул дверь. Она открылась с печальным скрипом. Внутри кромешная темнота. Льву приходится чиркать спичками, осторожно переступая высокий разбитый порог. Узкая лестница без перил круто уходит вверх. Ступеньки скользкие от какой-то липкой жижи. Приходится держаться за стенку. Дрожащий огонек спички освещает поворот лестницы с сохранившимися перилами. Иголочкин чувствует себя увереннее. На втором этаже должен быть выключатель. Он хорошо помнит его. И, действительно, брезгливо поводив пальцами по влажной стене, нащупывает язычок. Щелкает, и низко висящая на шнуре лампочка освещает пространство. Справа от входной двери на небольшом помосте возвышается унитаз. На нем сидит мужчина со спущенными штанами. Голова его закинута назад и упирается в угол. Руки безвольно висят по бокам. Иголочкин презрительно передергивает носом и двумя пальцами дергает веревку, свисающую из бачка. Шум воды не оказывает на сидящего никакого воздействия. Лев дергает дверь и входит в квартиру. Это обиталище трудно назвать «жилым помещением». Но еще совсем недавно тут жила целая семья. Небольшой коридор вмещает в себя и кухню, и ванную. Справа — ванна с ржавыми краями. В ней лежит полуголая девица, а возможно, и парень. Лицо закрыто мокрыми волосами. Тело перевернуто неестественно на бок с торчащей вверх задницей. Напротив ванны с неопознанным телом — газовая плита, кухонная тумба с грязной посудой, пузырьками и разбитыми ампулами. К ней примыкает весь в красных подтеках холодильник ЗИЛ. Дальше приоткрытая дверь в комнату. Она не поддается усилиям Иголочкина. Что-то мешает. Приходится навалиться на нее. В проеме показывается чья-то безвольно валяющаяся нога. Лев понимает, что все обитатели «торчат». Его визит не имеет смысла. Опыт оперуполномоченного подсказывает: дальше идти не стоит. За дверью может быть труп, и не один. Но оттуда слышится резкий злобный голос: «Толкай сильнее!» Иголочкин повинуется. Двумя руками толкает дверь дальше и отодвигает лежащее за ней тело. Еще проталкивается внутрь. Красный, прожженный во многих местах абажур рассеивает свет одиноко горящей лампочки. У окна за деревянным столом сидят трое. Из них Иголочкин знает одного — Гнилого. Он-то ему и нужен. Еще трое существ лежат на тахте. Одно на пианино. Гнилой не удивляется появлению Левы. Спрашивает требовательно, как недавно посланного с поручением:
— Принес?
Двое других типов с надеждой глядят на вошедшего.
— Шел мимо, дай, думаю, навещу, — темнит Иголочкин.
— Не ври! — истерично вскрикивает Гнилой. — Сюда мимо не ходят!
Иголочкин осматривается по сторонам в поисках стула. Замечает рваное кресло на тонких металлических ножках, стряхивает с него окурки, садится.
— Дай закурить! — требует хозяин.
Иголочкин вытаскивает из кармана пачку «Мальборо», кидает на стол.
Вместо благодарности Гнилой заявляет:
— Предупреждаю, денег ни у кого нет.
Его товарищи жадно закуривают. Иголочкин спокойно закидывает ногу на ногу. Самому курить не хочется. В комнате тяжелый, устоявшийся сладковатый запах плана и медицинских препаратов. И, разумеется, грязных тел.