– Именительный падеж. Кто, что? – Полина начала рассказывать, будто стоя на сцене драматического театра. Растягивая гласные. Вопрошая у зрительного зала «кто?», «что?». Замирая, прижав руки к груди, глядя на мать со скорбью во взгляде. Мол, кто виноват и что с этим делать? – Родительный падеж, – продолжала она, с подвываниями и мимикой, характерной для актеров немого кино. – Кого я родила, чего я родила? Не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку.
Полина очень хорошо запоминает стихи, особенно те, что ее впечатлили. Поскольку она средняя из трех сестер, то «про родила царица в ночь» кое-что понимала. И, кажется, была счастлива, что мама родила не мышонка, а Еву.
Дальше становилось все интереснее. Полина на дательном падеже уточняла, зачем она отдала старшей сестре свой блокнот, который ей теперь тоже очень нужен. На винительном, глядя на люстру, с пафосом спрашивала, кого она обидела в этой жизни и что ей за это будет? На предложном – «о ком, о чем» – Полина пустилась в долгую историю собственного сочинения о том, как несправедливо устроена жизнь – в школу надо ходить, на тренировки, уроки делать.
– О чем я могу думать? Только о шоколадке, которую мне нельзя, – подвела итог Поля.
– Полина, ты можешь на уроке обойтись без рассказов? – уточнила Катя.
– Не могу. Так неинтересно, – пожала плечами Полина.
– Полина, это заглавная буква или строчная? – уточняю я, разглядывая ее работу через экран телефона.
– Не знаю, а как тебе больше нравится? – искренне спрашивает моя ученица.
Катя прислала фотографию расписания Полины. Был заполнен только понедельник. «Сначала выпей успокоительное, только потом читай», – приписала Катя. Орфография и пунктуация сохранены.
В принципе, мне тоже стоит писать себе напоминалки, а то я от недосыпа могу и без «сорофана» выйти из дома. Время подъема тоже про меня. Лишние двадцать минут утреннего сна могут спасти день. «Калготики» вообще прекрасны. Сразу захотелось купить новые «калготики». Мы с Катей похихикали, а я целый день ходила и мучилась, что не так с Полининым планом. И только к вечеру дошло. «Катя, объясни Полине правило: «Надевать одежду, одевать Надежду!» – написала я подруге.
«Объясняла, бесполезно», – ответила Катя.
– Полина, ты где? Куда пропала? – кричу я в трубку. Мы занимаемся онлайн. В кадре виден кусок наушников.
– Я ходила за карандашом, – вдруг появилась Полина, когда я уже сорвала голос, пытаясь ее дозваться. До этого попросила подчеркнуть главные члены предложения.
– Полечка, подчеркивай ручкой!
– Сейчас, – ответила Полина и опять пропала.
– Поля, ты меня слышишь? Поля… – вещала я в пустоту.
– Я за линейкой ходила, – ответила та спустя минут пять.
– Полина, котик, что у вас за шум? Ты меня слышишь вообще? – орала я в камеру.
– Не слышу. Я бабушку слышу. Она по телефону разговаривает.
– Попроси маму закрыть дверь, пожалуйста.
Нежный цветочек, девочка с огромными перепуганными глазами лани, выходит за дверь и орет как солист группы «Рамштайн»:
– Маааам!
Даже я чуть не описалась от неожиданности.
Полина стояла у окна и что-то шептала.
– Она что, молится? – тихо спросил Катин муж.
Катина свекровь – женщина воцерковленная и часто молится о счастье молодой семьи именно у окна. Катя с мужем если не атеисты, то уж точно агностики. Но уважают любую веру. Однако попытки бабушки тайно покрестить внучек пресекали, как и разговоры в доме про религию.
– Нет, она стишок не успела выучить вечером. Теперь лихорадочно учит, – объяснила мужу Катя. – Поля думает, что если бабушка молитвы наизусть помнит, то и она стишок быстро запомнит, если у окна будет стоять.