Диану хотели похоронить на ее родине – в селе под Ереваном, но, когда дядя Самвел узнал, сколько будет стоить транспортировка тела, решил, что маме уже все равно, где лежать, и пусть лежит на подмосковном кладбище, где нашлись дальние родственники, которые уже там лежали и не возражали против того, чтобы к ним кого-то еще подселили. Диану кремировали, хотя Карина говорила «сожгли», а урну с прахом было решено положить в колумбарий к четвероюродному брату. Ну так все решили. Что он четвероюродный, хотя, возможно, и пятиюродный. Но в последний момент выяснилось, что та родня оказалась не родней, а однофамильцами, потому что родня не могла возразить, а те возразили. И не хотели делиться местом. Мол, нам самим этот колумбарий еще пригодится. А то, что Карина уже новую плиту заказала, так это ее проблемы. Тем более, что плита оказалась больше на три сантиметра и на место старой никак не вставала.
– Как ты мерила, на глаз, что ли? – восклицал дядя Самвел.
– А что я, с рулеткой должна на кладбище ездить? – не принимала упреков Карина.
Так или иначе, какие эти люди после этого родственники? Никакие.
Тогда нашли другую родню, в частности тетю по материнской линии. Которую, естественно, в глаза никто не видел и даже не слышал о ее существовании, поскольку тетя была ну совсем десятиюродной. Но оказалась родной – ее родственники согласились приютить Диану после смерти. Правда, не в колумбарии, а в земле. Десятиюродную эту тетю не сжигали, а хоронили «целым телом», как сказала Карина. А тело, судя по рассказам родственников, было обширным, пришлось полутораспальный гроб заказывать. Покойная Диана в своей маленькой урне была совсем худой, так что вполне могла поместиться рядом. Урну захоронили. Каждый год – в день смерти, в день рождения Дианы – дядя Самвел с Кариной ездили на кладбище. Если не могли в конкретные даты, ехали, когда была возможность. И вот в тот день они поехали, и Карина наступила на могилу, чтобы собрать сухие цветы и положить новые. Еще пыль вытереть. Тогда-то дядя Самвел и закричал, что Карина встала на голову его матери, хотя Карина точно помнила, что урну пристроили в ногах тетки, а никак не в голове.
– Нет, она тут лежит! – кричал дядя Самвел, показывая на то место, куда встала Карина.
– Нет, тут! – отвечала Карина, показывая на другую часть участка.
Так они и не смогли договориться.
– Остается только эксгумация, – заметила я.
– Точно! Самвел! Я тебе эксгумацию сделаю! Понял? – воскликнула радостно Карина.
– Она имела в виду кастрацию? – уточнила я у Лики.
Та пожала плечами. Мол, Карина способна и на то, и на другое.
– Девочки, будете птичье молоко? – Карина принесла коробку.
– Нет, спасибо, – ответили мы с Ликой.
– Это не конфеты даже, а так, легкое! – обиделась Карина.
Карина пышет гневом.
– Что случилось? – спрашиваю.
– Случилось, что я плохо вышла замуж, вот что! – закричала Карина, – Посмотри на меня и никогда так не делай!
– Да я уже вроде как сделала. Двадцать пять лет назад, – ответила я.
– Ох, бедная девочка, бедная девочка. Зачем ты повторяешь мою судьбу? – Карина порывисто меня обняла.
– Да что стряслось-то?
– Мне нужно было прийти в салон сегодня в половине девятого. Клиентка попросила. У нее самолет сегодня. Как она в самолет седая сядет? Никак! Я ушла и говорю Самвелу: «Поспи, приходи в одиннадцать или к двенадцати». И что?
– И что?
– Он пришел и начал тут на моих руках умирать, вот что!
– Зачем умирать? – В разговорах с Кариной я невольно перенимаю ее манеру задавать вопросы очень емко, но немного не по-русски, а с акцентом и другой структурой предложений.
– Вот и я его спросила – зачем умирать? Да еще на моих руках! Пусть бы дома спокойно умер!
– Слушай, зачем ты небылицы девочке рассказываешь? – вмешался дядя Самвел. – Я же не умер! Просто был голодный!
– Представляешь, он приехал в салон зеленый. Нет, синий. Почти черный. Сел вот тут, где ты сейчас будешь сидеть, и начал сползать с кресла! Я спрашиваю: «Самвел, ты решил поспать или что ты хочешь?» А он, оказывается, голодный был. Такой голодный, что со вчера! Я ему говорю: «Ты что, не мог себе яйцо сварить? Или в доме нет еды? Почему не позавтракал?»
– Хлеба не было! – подал голос дядя Самвел.
– Ох, замолчи сейчас! – прикрикнула на него Карина. – Вот мало мне дома у плиты стоять. Здесь пришлось ему готовить! Кстати, хочешь омлет с помидорами? Половина осталась. Я же сбегала в магазин, все купила. А он еще говорит – помидоры несладкие. Почему не у Ашота купила? Вот скажи мне – он умирает, есть просит, как я должна до Ашота добежать? Я что – побегун? Или как правильно говорить? До Ашота двадцать минут идти, а до магазина – пять.
– Правильно – помидоры у Ашота покупать, – буркнул дядя Самвел. – А на эти моим глазам больно смотреть.
– Вот в следующий раз обещаю, клянусь тебе, побегу к Ашоту, а ты тут умирай от голода! – рявкнула Карина.