Заспорят ночью мать с отцом.И фразы их с глухим концомвелят, не открывая глаз,застыть к стене лицом.Рыдает мать, отец молчит.И козодой во тьме кричит.Часы над головой стучат,и в голове — стучит…Их разговор бросает в дрожьне оттого, что слышишь ложь,а потому, что — их дитя —ты сам на них похож:молчишь, как он (вздохнуть нельзя),как у нее, ползет слеза.«Разбудишь сына». — «Нет, он спит».Лежит, раскрыв глаза!И слушать грех, и грех прервать.Не громче, чем скрипит кровать,в ночную пору то звучит,что нужно им и нам скрывать.Октябрь 1963
4. Зимняя свадьба
Я вышла замуж в январе.Толпились гости во дворе,и долго колокол гуделв той церкви на горе.От алтаря, из-под венца,видна дорога в два конца.Я посылаю взгляд свой вдаль,и не вернуть гонца.Церковный колокол гудит.Жених мой на меня глядит.И столько свеч для нас двоих!И я считаю их.1963
Песни счастливой зимы
Песни счастливой зимына память себе возьми,чтоб вспоминать на ходузвуков их глухоту;местность, куда, как мышь,быстрый свой бег стремишь,как бы там не звалась,в рифмах их улеглась.Так что, вытянув рот,так ты смотришь вперед,как глядит в потолок,глаз пыля, ангелок.А снаружи — в провал —снег, белей покрывалтех, что нас занесли,но зимы не спасли.Значит, это весна.То-то крови теснавена: только что взрежь,море ринется в брешь.Так что — виден насквозьвход в бессмертие врозь,вызывающий грусть,но вдвойне: наизусть.Песни счастливой зимына память себе возьми.То, что спрятано в них,не отыщешь в иных.Здесь, от снега чисты,воздух секут кусты,где дрожит средь ветвейрадость жизни твоей.1963
«Ты выпорхнешь, малиновка, из трех…»
Ты выпорхнешь, малиновка, из трехмалинников, припомнивши в неволе,как в сумерках вторгается в горохворсистое люпиновое поле.Сквозь сомкнутые вербные усытуда! — где, замирая на мгновенье,бесчисленные капельки росысбегают по стручкам от столкновенья.Малинник встрепенется, но в залогоставлена догадка, что, возможно,охотник, расставляющий силок,валежником хрустит неосторожно.На деле же — лишь ленточка тропыво мраке извивается, белея.Не слышно ни журчанья, ни стрельбы,не видно ни Стрельца, ни Водолея.Лишь ночь под перевернутым крыломбежит по опрокинувшимся кущам,настойчива, как память о былом —безмолвном, но по-прежнему живущем.24 мая 1964