Приглядись — беглец с огнем во взоре,всадников за ним летит отряд,через миг его сразят,но, внезапно повернув назад,он в плену — вот так горятжгучим пламенем на синем мореапельсины ярко, как закат.8В руки их передают из рук,погружая на корабль проворно,он, свой рокот приглушив моторный,ждет погрузки из других фелюг,сам же принимает уголь в черный,словно смерть отверстый, жадный люк.
Словно в ожиданьи роковомвсе эти дома, мосты и кручи,и овраги, сваленные в кучуперед неминуемым концом,в этот миг трагический расплатыпламенем охвачены заката,и, однако, будут спасены,8потому что в рану их сквознуюс неба упадет, ее врачуя,капля той голубизны,что надвинула на вечер ночь,заодно пожар переупрямя,пламя отогнавши прочь.14И утихли рощи и поляны,под надежною охранойоблаков забыли страхбледные дома в ночи туманной,но внезапно месяц в небесахзасветлел, как будто бы впотьмахмеч архангела блеснул нежданно.
Вон из Рима — за его ворота(город спит и видит сны о термах)путь ведет в прогнившие болота.Только окна там в последних фермах5смотрят взглядом злым ему вослед,и от них ему покоя нет.Он бежит и сеет смерть с разгона,а потом — уже опустошенный,9задыхаясь, рвется к небесам,от враждебных окон ускользая.И пока, чтоб избежать разлуки,12он подманивает акведуки,пустота небесная, живаяобновит его, приняв в свой храм.
Древний ветер морской,твой набег в этот час ночнойне для тех,5кто нашел покой.В этот миг древний ветер морскойне для них —он для древних камней10пересекдали морских зыбей. Только шорох ветвей,что, как я, одинокдышит волей твоей.
Я их вижу и теперь воочью —вороных орловских рысаков,фонари витые белой ночьюи фронтоны блеклые домов,что от времени отлучены.Не езда — о нет! — полет в запряжке,и ряды дворцов, весь город тяжкийв тишину облачены.9Нас выносят к набережной кони(с ночью день, обнявшись, крепко спят),бродят соки на зеленом лоне,мглистым паром дышит Летний сад.И скульптур бессильное мельканьеисчезает в обморочной рани,город вдруг утратил очертанья —16сбросив каменный наряд,перестал существовать в ту ночь —бремя это несть ему невмочь.Словно в помешавшемся мозгувдруг все приняло свой прежний вид,словно долголетняя больнаямысль, уже застывшая, глухаястала не нужна ему — гранит,воплощавший всю его тоску,больше голову не тяготит.