Новые страхи

Меня назначили его временным заместителем. Так считалось. Но мы оба понимали, что он не вернется. И почти наверняка последний раз увидит этот остров за кормой парохода.

Протиснув кресло с Лофтоном в дверной проем, моряки, по-видимому, без особых усилий понесли его к пароходу. На пирсе собралась кучка местных жителей, чтобы пожелать ему счастливого пути.

Мы с медсестрой пошли за моряками и Лофтоном.

– Как прикажете вас называть? – спросил я ее.

– Медсестра Керквуд, – сказала она. – Рози.

– Манро, – представился я. – У вас островной акцент, Рози?

– У вас чуткое ухо, доктор Спенс, – сказала она.

Она проследила за тем, как доктора Лофтона устроили в каюте на палубе, и не постеснялась командовать мужчинами, когда другая на ее месте ограничилась бы предложениями и просьбами. Прирожденная матрона, подобных ей я не встречал. Просоленные моряки слушались ее без возражений.

Когда все было сделано так, как того требовала сестра Керквуд, Лофтон сказал мне:

– Истории болезни последних больных у меня на столе. Теперь это ваш стол.

– Они не успеют соскучиться, доктор, а вы уж вернетесь, – сказала сестра Керквуд. Лофтон оставил это замечание без ответа.

– Они хорошие люди, – сказал он мне. – Уж вы за ними тут присмотрите.

Отдали концы. Сходни, по которым я шел на пирс, вытащили буквально у меня из-под ног. Я секунду помедлил, собрался с духом и вежливо кивнул в ответ на любопытные взгляды жителей, пришедших проводить пароход. Привезенный сегодня груз сложили на пирсе, своих чемоданов тут я не увидел и пошел их искать. Муди, водитель и мастер на все руки из местной больницы, ждал возле полевой машины «Скорой помощи», доставшейся острову от военных. Он болтал с другим человеком, который при моем приближении пожелал хорошего дня и ушел.

– Далеко ехать? – спросил я, сев в кабину.

– Так точно, – сказал Муди.

– Десять минут? Час? Полчаса?

– Так точно, – сказал он, закончив один из длиннейших наших с ним диалогов.

Благодаря небольшому размеру острова и хорошей бетонной дороге, оставленной военными, ехали мы чуть больше двадцати минут. Других машин не видели, сбавляли скорость, лишь чтобы пропустить иногда попадавшихся на дороге безразличных овец. В мирное время на острове занимались овцеводством ради получения шерсти, прядением и добычей омаров. В военное – местные жители служили преимущественно корректировщиками, артиллеристами и королевскими инженерами. Потом на острове возник лагерь для итальянских военнопленных. Их замаскированный медицинский блок передали медицинской службе Северной Шотландии и Островов после пожара, уничтожившего коттедж островной больницы. По дороге к этому блоку мы проехали все еще действующую взлетно-посадочную полосу, хотя сторожка у ворот аэродрома и диспетчерская башня пустовали.

Бывшая больница для военнопленных представляла собой бетонное здание с прилегающими к нему деревянными бараками. Итальянцы проложили дорожки и разбили сад, но сейчас он совсем зарос. Я оставил свои вещи на Муди и пошел искать старшую медсестру.

Старшая медсестра Гарсон смерила меня взглядом. По-видимому, я произвел на нее не слишком благоприятное впечатление, но она обращалась ко мне, добавляя слово «доктор», и обошла со мною всю больницу, рассказывая об обязанностях сотрудников. Именно тогда я узнал имя моего водителя. Познакомился с персоналом помимо миссис Муди, которая служила поварихой, экономкой и островной повитухой.

– У нас одна палата на шесть коек, – сказала сестра Гарсон. – В ней – мужчины, женщины – в офицерских квартирах. По две в комнате.

– Сколько пациентов на настоящий момент?

– На сегодняшнее утро всего один. Старый Джон Петри. Лег сюда умирать, – деловито проговорила она, и последняя фраза меня неприятно поразила.

– Я его сейчас посмотрю, – сказал я.

Старому Джону Петри было восемьдесят пять или восемьдесят семь, более точно определить по бумагам не представлялось возможным. Род знятий – пастух. Родни нет – на острове такое встречается редко. Он вел суровую жизнь на открытом воздухе, но суровость жизни не гарантирует бессмертия тела. Он так исхудал, что мог затеряться в койке. Доктор Лофтон никакого конкретного заболевания у него не нашел. Один из моих учителей поставил бы Петри диагноз СМДР: слишком много дней рождений. Петри нашли в доме на ферме, он лежал один едва живой от голода, не мог подняться. Я представился ему. В глазах у него теплилась жизнь, но признаков ее присутствия в других частях тела я почти не обнаружил.

Все устроилось. Миссис Муди будет приносить мне ужин, так мне сказали. Но если она на родах, обо мне будет заботиться мать Рози Керквуд, которая приедет на велосипеде из города.

В студенческие годы весь мой опыт в акушерстве сводился, главным образом, к тому, чтобы не путаться под ногами у акушерки. Старшая сестра Гарсон сказала:

– Рожают здесь обычно на дому в присутствии повитухи. В случае осложнений она вас позовет. Но такое случается редко. Может быть, захотите поговорить с миссис Таллок, пока она не ушла домой. Она в воскресенье родила мертвого.

– А где ее найти? – спросил я.