Совсем скоро познание станет для нас недоступно. В доиндустриальный период с 1000 до 1750 года содержание углекислого газа в атмосфере равнялось 275–285 единицам на миллион – эти данные получены нами при исследовании образцов глубинного льда, того самого арктического льда, в котором хранятся, тают и утекают от нас сегодня знания. С начала промышленной революции содержание углекислого газа в атмосфере стало расти и в начале XIX века уже составляло 295 единиц на миллион, а к 1950 году достигло показателя 310 единиц на миллион. Эта все повышающаяся и ускоряющаяся тенденция именуется «кривой Килинга» в честь ученого, который в 1958 году первым в современной истории приступил к измерениям CO2
в обсерватории на Мауна-Лоа на Гавайях. В 1970 году было зафиксировано 325 единиц на миллион, в 1988-м – 350, а в 2004-м – уже 375.В 2015 году концентрация углекислого газа в атмосфере впервые за как минимум 800 000 лет превысила 400 единиц на миллион. Такими темпами – ведь ничто не свидетельствует о том, что они снизятся, а мы образумимся, – концентрация углекислого газа в атмосфере превысит 1000 единиц на миллион к концу текущего столетия.
При концентрации CO2
в 1000 единиц на миллион когнитивные способности человека снижаются на 21 %(33). Если содержание углекислого газа повысится еще больше, мы вообще потеряем способность ясно мыслить. В промышленных городах содержание углекислого газа на улице часто достигает 500 единиц на миллион, а в закрытых, плохо проветриваемых помещениях часто превышает 1000 единиц на миллион. Когда в 2012 году содержание CO2 измеряли в Калифорнии и Техасе, во многих школах были зафиксированы значения, превышавшие 2000 единиц на миллион(34).Углекислый газ затуманивает разум, он напрямую ухудшает нашу способность ясно мыслить, а мы продолжаем вбрасывать его в атмосферу и запираемся в стенах образовательных учреждений. Кризис глобального потепления – это кризис разума, кризис мышления, кризис способности представить альтернативный способ существования. Скоро мы вообще перестанем соображать.
Ухудшение когнитивных способностей проявляется в проблемах во время трансатлантических перелетов, подрыве коммуникационных сетей, стирании биоразнообразия, таянии запасов исторического знания – все это знаки и знамения более широкой неспособности думать на уровне глобальных сетей, неспособности мыслить и действовать в масштабе цивилизации. Структуры, построенные нами как расширение собственных жизненных систем, наших когнитивных и сенсорных интерфейсов для взаимодействия с миром, – это единственные инструменты, позволяющие почувствовать мир, в котором вскоре будут господствовать гиперобъекты. Мы только-только начинаем их замечать, а уже теряем способность их понять.
Способность думать об изменении климата ухудшается из-за самого изменения климата. Как существование коммуникационных сетей подорвано из-за размягчения земли, так и наша способность договариваться и действовать в запутанных условиях экологических и технологических изменений снижается из-за неспособности людей понять, осмыслить сложные системы. И все же в центре текущего кризиса лежит гиперобъект такой системы: Интернет и образы жизни и мышления, которые она переплетает. Возможно, всемирная Сеть, этот уникальный гиперобъект – зарождающаяся культурная форма, возникшая из наших сознательных и бессознательных желаний в диалоге с математикой, электронами, кремнием и оптоволокном. То, что сейчас эта Сеть, возможно, ненамеренно, используется для ускорения кризиса, не означает, как мы убедимся в следующих главах, что она не может служить источником света.
Всемирная Сеть – это лучшая репрезентация построенной нами реальности именно потому, что ее так же сложно помыслить. Она сопровождает нас повсюду (телефоны в карманах), мы строим для нее вышки связи, дворцы для обработки данных, но она не сводится к отдельным элементам; она не привязана к конкретному месту и по природе своей внутренне противоречива – и это
Глава 4
Вычисления