Новые темные века

Наше представление о мире формируется с помощью имеющихся в нашем распоряжении инструментов. Как сказали в 1994 году историки науки Альберт ван Хелден и Томас Ханкинс: «Поскольку инструменты определяют, что можно сделать, они также в некоторой степени определяют, о чем можно думать»(28). Эти инструменты включают в себя всю социально-политическую основу, поддерживающую научные исследования: от государственного финансирования, академических институтов и журналистики до создания технологий и программного обеспечения, обеспечивающих беспрецедентную экономическую мощь и эксклюзивные знания Кремниевой долины и связанных с ней компаний. Имеет место и более глубокое когнитивное давление: вера в единственно верный, незыблемый ответ, который дают бесстрастные машины, независимо от участия человека. По мере того, как наука становится все более технологизированной, то же самое происходит во всех сферах человеческой мысли и деятельности, постепенно раскрывая степень неизвестного и недоступного человеку, даже если осознание своей ограниченности открывает перед нами новые возможности.

Тот же строгий научный метод, который в одном из своих проявлений приводит нас к закону Рума, согласно которому со временем результативность чего угодно снижается, в другом – помогает нам увидеть и решить эту самую проблему. Огромные объемы данных необходимы, чтобы увидеть проблемы, связанные с огромными объемами данных. Важно то, как мы реагируем на доказательства, лежащие прямо перед нами.

Глава 5 Сложность

Зимой 2014/15 года я несколько раз путешествовал по Юго-Восточной Англии в поисках невидимого: осматривал окрестности, выискивая скрытые системы; хотел увидеть места, где огромные сети цифровых технологий обретают телесность и облекаются в сталь и проволоку; места, где они становятся инфраструктурой. Иначе говоря, я был занят психогеографией – хотя этим термином в наши дни часто злоупотребляют, он все еще полезен из-за того, что делает акцент на скрытых внутренних состояниях, которые могут быть обнаружены внешним исследованием.

В 1955 году философ-ситуационист Ги Дебор так определил психогеографию: это изучение «специфического воздействия географической и территориальной среды (независимо от того, организована ли последняя сознательным образом) на эмоции и поведение отдельных индивидов»(1). Ги Дебора интересовала растущая зрелищность повседневной жизни и то, как наша жизнь все больше определяется коммодификацией, то есть превращением всего в товар, и посредничеством. Повседневные вещи в «обществах спектакля» почти всегда замещают какую-то более глубокую реальность, о которой мы даже не подозреваем, и отчуждение от этой более глубокой реальности снижает нашу свободу воли и качество жизни. Обращение к психогеографии в городской среде было одним из важнейших способов противодействия этому отчуждению, так как посредством наблюдения и взаимодействия люди вступали в прямой контакт с реальностью и получали неожиданный и убедительный опыт. Психогеография полезна и вне городского ландшафта, например, когда мы вместо того, чтобы искать признаки «спектакля», повсюду ищем следы виртуального мира и пытаемся выяснить, как на нас влияет сочетание реального и виртуального.

Таким образом, это своего рода психогеографический дрейф, как его называл Ги Дебор, но в условиях Сети: поиск отражения не собственной патологии наблюдателя, а глобального цифрового коллектива. В рамках проекта «The Nor» я предпринял несколько поездок, чтобы найти и нанести на карту эти цифровые сети(2), начиная с системы устройств видеонаблюдения. Лондон ими усеян. Каждую въезжающую в центр города машину фиксируют датчики и камеры контроля за зонами платного проезда и зонами пониженных выбросов; на остановках и станциях установлены системы наблюдения транспортной и столичной полиции; свои устройства есть и у других органов власти, а также у многих предприятий. За два дня прогулок я сфотографировал более тысячи камер, был задержан бдительными охранниками и получил предупреждение от полиции(3). Далее в книге мы еще вернемся к теме наблюдения и той странной атмосфере, которую оно создает. Я также исследовал электромагнитные сети, регулирующие воздушное пространство над Лондоном: каталогизировал установки всенаправленных азимутальных радиомаяков, которые можно найти в действующих и заброшенных еще со времен Второй мировой войны аэропортах, отыскать в лесах или за металлическими ограждениями. Именно эти радиомаяки направляют кружащие над планетой самолеты от точки к точке(4).