Когда игры закончились, я подал в столичную полицию запрос в рамках закона о защите информации. Меня интересовало, действительно ли они использовали дроны во время игр, и если да, то где и при каких обстоятельствах(4). Через несколько недель мне пришел удивительный ответ: в полиции отказались подтвердить или опровергнуть, что у них есть какая-либо информация, относящаяся к моему запросу. Я несколько раз переформулировал вопрос, например, спросил, подавали ли они заявку на получение лицензии Управления гражданской авиации на пилотирование дронов, но снова получил отказ (хотя в Управлении гражданской авиации мне с радостью ответили, что заявка от полиции не поступала). Спросил, заключали ли они договор с третьей стороной, которая запускала бы для них дроны, – опять без ответа. На вопрос, какие воздушные судна есть у них в собственности или аренде, мне ответили, что они располагают тремя вертолетами, а любую другую информацию не могут ни подтвердить, ни опровергнуть.
Ответ про вертолеты показался странным. Если они говорят о вертолетах, почему молчат о дронах? Что делает их такими особенными? Несмотря на неоднократные попытки получить ответ на этот вопрос, в том числе передать мое дело на рассмотрение комиссара по информации, уполномоченного Великобритании по вопросам свободы информации, я так ничего и не добился. Любой запрос о дронах немедленно помещался в категорию потенциально секретных, что исключало возможность публичного раскрытия информации. Стало казаться, что дроны – это удобный саван, под которым можно спрятать все, что угодно. Призрачных и могущественных беспилотников, оборудованных камерами и вооружением, обволакивал такой ореол секретности, наводящий на мысли о тайных военных операциях, что режим неразглашения распространялся на все аспекты гражданской жизни. О военной секретности свидетельствовал язык, на котором полиция отвечала на мои вопросы. Что бы я ни спрашивал, ответ всегда был один: «Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть наличие такой информации». Эти слова – сама формулировка – появились в ходе секретной операции времен «холодной войны» и стали своего рода магическим заклинанием или политической технологией, способной превратить обычную жизнь в почти военный конфликт между управляющими и управляемыми. Более того, они породили новый вид истины.
В марте 1968 года в Тихом океане пропала советская подводная лодка К-129 с баллистическими ракетами и всей командой на борту. Запад впервые узнал о катастрофе, когда Советский Союз направил флотилию кораблей к последнему известному местоположению К-129. Они прочесали огромную площадь моря почти в тысяче километров к северу от атолла Мидуэй, но после нескольких недель бесплодного траления военно-морское командование прекратило поиски.
Однако в отличие от Советов у Соединенных Штатов был козырь – доступ к сети подводных станций прослушивания, предназначенных для обнаружения ядерных взрывов. Поиски не в океанской воде, а в потоках гидрофонных данных позволили получить запись случившегося 8 марта взрыва. Эхо распространилось достаточно далеко, чтобы позволить провести триангуляцию и установить приблизительное расположение источника. На место отправили специальную американскую подводную лодку, и после трех недель поисков она наткнулась на обломки К-129, лежавшие на глубине около пяти километров.
Американские разведывательные службы пришли в полный восторг: помимо трех баллистических ракет, на К-129 должны были находиться кодовые книги и криптографическое оборудование. Их извлечение из-под носа советского флота стало бы ценнейшим достижением разведки, возможно, перевернувшим бы расстановку сил в «холодной войне». Проблема заключалась в том, что ни одна из когда-либо проводимых спасательных операций не проводилась на такой большой глубине, а любая попытка поднять подводную лодку требовала соблюдения условий строжайшей секретности.
В течение следующих нескольких лет Центральное разведывательное управление заключило соглашения с несколькими поставщиками секретных технологий на строительство уникального корабля, названного «Хьюз Гломар эксплорер» в честь бизнесмена-миллиардера Говарда Хьюза, который согласился предоставить прикрытие военной операции. «Хьюз Гломар эксплорер» был массивным и чрезвычайно дорогим кораблем, оснащенным двадцатиметровой буровой установкой. Компания