– Может, и объявятся, – сказал сыщик с сомнением. – Хорошо, что я не работаю инспектором по делам несовершеннолетних. Нас вызывают тогда только, когда эти жопы начинают друг в дружку стрелять. И не по мне каждый божий день обихаживать их из-за всяких там опостылевших грабежей, краж и тому подобного. Я бы себе такого не пожелал. Мое дело – расследование преступлений, настоящих, на которые способны люди взрослые и зрелые. Во всяком случае, чтобы признать их виновными, мне требуется куда меньше времени.
– Ну а по каким делам проходят эти? – спросил Мильтон.
– Как и следовало ожидать: уйма краж со взломом, A.D.W., частые увеселительные прогулки на угнанных автомобилях, ограбления, наркотики и на каждом шагу попытки к изнасилованию. Этот Чавес разок уже сидел в детской колонии. Другим пока не доводилось. В качестве совершеннолетнего Чавес попался впервые. Лишь в прошлом месяце разменял свои восемнадцать.
Что ж, по крайней мере за несколько дней испробует на вкус, каково оно во взрослой тюрьме.
– Таково, что просто даст новую пищу для разговоров, когда он вернется к себе, – сказал Мильтон.
– И я так думаю, – вздохнул сыщик. – Пальнув в Дурана и избежав наказания – одним этим он заработает авторитет, какого в его мире хватит с лихвой. Я уж столько времени пытаюсь раскусить этих маленьких задиристых бандюг! Вы ведь, ребята, их сюда исправно поставляете. Хотите кое-что послушать? Тогда пошли.
Сыщик повел их к запертой двери. Когда она открылась, за ней возник крошечный кабинетик, уставленный звукозаписывающей аппаратурой. Сэм включил магнитофон, и Серж узнал тонкий, но дерзкий голосок Примитиво Чавеса.
– Да ни в кого я не стрелял, старичок. К чему оно мне?
– Так-таки ни к чему? Почему бы тебе и не пальнуть? – произнес другой голос – сыщика.
– Хорошенький вопрос, – сказал мальчишка.
– Скажешь правду – будешь умницей, Примо. От правды всегда легчает, с нее и новую жизнь начинать сподручней.
– Новую жизнь? Мне и прежняя по душе. Может, закурим?
Мгновение лента прокручивалась вхолостую, и Серж расслышал только, как чиркнула спичка. Потом снова раздался ровный голос сыщика:
– Пистолет мы найдем, Примо, это лишь вопрос времени.
Мальчишка гаденько рассмеялся, и сердце Сержа, стоило ему вспомнить то ощущение, когда он держал в руках эту тощую глотку, гулко застучало.
– Вам ни по что не сыскать никакого пистолета, – сказал мальчишка. – Я даже о том нисколечко не беспокоюсь.
– Готов поспорить, ты здорово его упрятал, – сказал сыщик. – И еще готов вообразить, что у тебя и мозги имеются.
– Я не говорил, что при мне был пистолет. Я только сказал, что вам ни по что не сыскать никакого пистолета.
– Прочти-ка вот это, – вдруг скомандовал сыщик.
– А что это? – спросил мальчишка с подозрением.
– Обычный журнал, в котором печатают всякую всячину. Он просто здесь валялся и попал мне на глаза. Почитай-ка мне оттуда.
– Чего ради, старичок? В какие игры ты играешь?
– Всего-навсего маленький эксперимент моего собственного изобретения.
Такую штуковину я проделываю с любым членом шайки.
– Хочешь что-то доказать?
– Может, и так.
– Тогда доказывай это с кем-нибудь другим.
– Примо, а как далеко ты продвинулся в школе?
– Двенадцатый класс. В двенадцатом классе бросил.
– Вот как? Ну тогда ты здорово умеешь читать. Открой журнал и почитай что-нибудь.
Серж услыхал шелест страниц, спустя минуту раздалось:
– Слушай, старичок, нет у меня времени на глупые детские игры. Vete a la chingada <иди к черту (исп.)>.
– Читать ты не умеешь, верно, Примо? Тебя переводили из класса в класс вплоть до двенадцатого, надеясь, что, перейдя в него, ты автоматически станешь настоящим учеником выпускного класса, но тут-то они и заупрямились, до них дошло, что выдать диплом неучу, не различающему букв, они попросту не могут. Эти благодетели вконец тебя затрахали, так ведь, Примо?
– О чем это ты говоришь, старичок? Чем ковыряться в этом дерьме, я уж лучше поболтаю о том выстреле, который ты мне шьешь.
– А как далеко ты продвинулся в жизни, Примо?
– Как далеко?
– Вот именно, как далеко? Живешь ты в тех коробках, что расположены сразу за скотофермой, верно?
– Собачий город, старичок. Можешь называть его Собачьим городом, нам оттого стыдно не сделается.
– Пусть так, Собачий город. Насколько далеко ты выбирался из своего Собачьего городка? Был когда-нибудь в Линкольн-хайтс?
– В Линкольн-хайтс? Конечно, был.
– Сколько раз? Три?
– Три, четыре, не знаю. Эй, эта болтовня мне уже вот где сидит. Не знаю, какого лешего тебе от меня нужно. Ya estuvo <я там был (исп.)>.
– Возьми еще сигарету, – сказал сыщик. – Можешь прихватить несколько, на потом.
– Вот это дело. За сигареты, так уж и быть, перетерплю эту дерьмовую чепуху.
– От Собачьего городка до Линкольн-хайтс с две мили будет. Дальше не наезжал?
Магнитофонная лента вновь смолкла, потом мальчишка сказал:
– Был еще в Эль-Серрено. Это намного дальше?
– На какую-то милю.
– Так что повидал я достаточно.
– А океан когда-нибудь видел?
– Нет.
– А какое-нибудь озеро или речку?
– Речку. Вшивая лос-анджелесская река бежит как раз мимо Собачьего городка, разве нет?