Я была в «Хрустальной ладони» в день закрытия заведения, помогала Шарлотте разобрать бар. Закрывался он из-за полного отсутствия клиентуры, и Шарлотта опустошала ящики и полки. Она планировала прикарманить все, чего не хватятся, – открывашки, формы для льда, ножницы, – все это ей не нужно, но, по крайней мере, послужит утешением, раз уж она теперь безработная. Она припрятала и несколько дорогих бутылок с выпивкой, хотя знала, что те есть в описи и, возможно, с нее спросят.
Шарлотта поставила передо мной бутылку.
– Японский виски, – объявила она. – Модное пойло.
– А так и не скажешь.
Шарлотта застонала и демонстративно откупорила бутылку. Плеснула немного нам. Мы чокнулись. Я залпом выпила.
– Боже, Марго, ты должна смаковать по глоточку. – И, чтобы показать, как это делается, Шарлотта лишь пригубила виски. – Как взрослые.
– Неважно, я бы все равно не заметила разницы.
– Хорошее спиртное тратится зазря на таких, как ты.
– Спиртное всегда тратится зазря.
Шарлотта допила свой модный японский виски. И снова принялась распихивать бутылки по коробкам, а я наблюдала. Рассказала про Майкла.
– Я попросила заменить меня всего раз, и, конечно, именно в этот день в баре происходит что-то интересное.
Ее больше всего впечатлило, что и после столь серьезной свары Майкл захотел со мной переспать. По мнению Шарлотты, типичный «заскок гетеросексуала».
Она поинтересовалась, как продвигается моя книга, – первый человек, помимо агента. Было что-то искреннее в любопытстве Шарлотты, будто ей и впрямь не все равно. Я обрадовалась, впервые за долгое время.
– Вообще-то я начала новую, – призналась я.
– О, правда?
Это была правда. Несколько дней назад, в редкий момент прозрения, я осознала, что никогда не смогу переработать «Шахтерскую колонию». Я продвигалась, лишь пока была на связи с Марго. А теперь, когда ее нет, продолжать просто неправильно.
– И о чем новая книга? Тоже фантастика?
– Я в самом начале, так что пока не знаю. Это неважно. Важно, что я сдвинулась с места.
Я спрыгнула со стула и принялась помогать Шарлотте с бутылками. Принесла новую коробку из кладовки и начала ее загружать. Спросила, нужно ли как-то сортировать алкоголь, но Шаролотта ответила, что нет. И я поняла, что бар – это не место, не люди, не настроение и не чувства, которые он пробуждает. Бар – это просто огромный, случайный набор бутылок.
АФРОНАВТ3000: Ты подумала насчет Японии?
ШАХТЕРСКАЯ_КОЛОНИЯ: Мне бы очень этого хотелось, но вряд ли в этом году у меня получится. И под «получится» я имею в виду, что я на мели.
АФРОНАВТ3000: А если деньги – не проблема? Ты бы поехала?
ШАХТЕРСКАЯ_КОЛОНИЯ: Ну да, конечно.
АФРОНАВТ3000: Тогда скажем, что деньги не проблема!
ШАХТЕРСКАЯ КОЛОНИЯ: Как это?
АФРОНАВТ3000: Я оплачу твой авиабилет.
ШАХТЕРСКАЯ_КОЛОНИЯ: Нет! Так нельзя.
АФРОНАВТ3000: Это пустяк, правда.
ШАХТЕРСКАЯ_КОЛОНИЯ: Как бы мне ни хотелось полететь в Японию с тобой, мне неловко позволить тебе платить за меня. Это очень щедрое предложение, но мне будет очень неудобно.
ШАХТЕРСКАЯ_КОЛОНИЯ: Ты ведь понимаешь? Как это было бы странно?
ШАХТЕРСКАЯ_КОЛОНИЯ: Эй, ты еще тут?
VIII
Токио, 2011
Мама по-прежнему обожала один сериал – провинциальную драму о кучерявом белом парне в белом городке 1970-х годов и его отношениях с белой подружкой. В отличие от отца с коллекцией «Ночного Парижа», она не хранила записи серий, но смотрела повторы ранним вечером перед местными новостями.
Мне сериал совсем не нравился, но я вернулся домой в Орегон, смотрел с мамой странные передачи по телевизору и чувствовал себя полным неудачником. Главного героя звали Кевин, и меня чуть было не назвали в его честь, сообщила мне мама. Она бы так и поступила, не будь у меня двоюродного брата по имени Кевин. Я с ним не знаком, сказал я, и она ответила, что это сын ее сестры, которая перестала общаться с семьей, и ее я тоже никогда не видел.
Белую девушку, которую пытался охмурить Кевин, звали Винни.
– Что это вообще за имя такое, Винни? – возмущалась мама хотя бы раз за серию.
И однажды вечером папа ответил ей из другой комнаты:
– Порой люди называли меня Винни.
Я слышал это впервые.
– Почему тебя называли Винни?
– Прозвище такое, – ответил он, объяснив, что нашу вьетнамскую фамилию порой искажали в английском произношении до «Вин».
– Сомневаюсь, что белую девушку зовут Нгуен.