Однажды вечером, когда дождь прошел и Уилмот на своей плоскодонке собирался отплыть от причала, свойственный голосу Тайта серьезный приглушенный тон прозвучал у него прямо за спиной.
– Босс, я вернулся.
Услышав это, Уилмот остолбенел и на секунду лишился дара речи.
– Где Белль? – наконец спросил он.
– Она по-прежнему в резервации, босс.
– У твоей бабушки?
– Нет, босс… у моего кузена. Я ее продал.
– Как ты мог?.. Это же противозаконно.
– Только не по законам индейцев, босс.
– Белль, наверное, убита горем. Это гнусно – так с ней обойтись.
Тайт легко спрыгнул с причала в плоскодонку.
– Босс, – сказал он, – Белль – рабыня. Она привыкла, что ее продают и покупают.
– Ты совсем не думаешь о ее чувствах. Как этот твой кузен будет с ней обращаться?
– Он будет обращаться с ней очень хорошо. Он добрый… вдовец, трое маленьких ребятишек. Ему нужна жена, босс. А нам – нет.
– Вся эта история отвратительна. Убирайся из лодки! – Уилмот повысил голос. Его охватила ненависть к жестокому полукровке.
– Белль – религиозная молодая женщина, – сказал Тайт. – Мой кузен – религиозный человек. Я приложил все усилия, чтобы стать религиозным, босс.
– Ты лицемер, Тайт.
– Наоборот, босс. Я очень искренен. Я поступаю и думаю, как хочу, в то время как другие только хотят как-то поступить и что-то подумать. Больше всего я бы хотел служить вам – думать о том, что вы говорите.
– Убирайся из лодки! – повторил Уилмот.
Вместо ответа Тайт подобрал валявшуюся здесь же, на причале, удочку. Там же стояла банка с наживкой. Тайт выбрал червяка и аккуратно насадил его на крючок. Плоскодонка дрейфовала вниз по течению. Тайт забросил удочку с наживкой сбоку, и почти сразу на нее поймался отличный лосось.
– Сколько лет этому твоему кузену? – требовал ответа Уилмот.
– Шестьдесят, босс.
– Сколько он тебе заплатил? – Уилмоту с трудом дались эти слова.
Тайт задумчиво смотрел на рыбу.
– Кузен заплатил мне сорок долларов наличными, босс. Кроме того, он выделил мне два акра земли с гравийным карьером. Он из состоятельных индейцев, босс. О Белль хорошо позаботятся. С мужем ей очень повезло.
От берега реки поднимались мягкие ароматы начала лета. У самой кромки воды цвела калужница. И Уилмот уже меньше злился на Тайта. Пытаться его изменить бесполезно. Он был так же текуч и так же стабилен, как и сама река.
Будто послушная тень, он скользил по дому, восстанавливая нарушенный Уилмотом порядок. По вечерам они вдвоем садились ужинать. Узкий молодой месяц поднимался над рекой и сиял им серебряным светом.
– Мне кажется, босс, – заметил Тайт, – что мы с вами не из тех мужчин, что женятся. Нам так хорошо в компании друг друга. А женщина была бы лишней (последнее слово он сказал по-французски).
XXVII. Еще одно путешествие
Беглецы так ослабли, когда их привезли домой, и так обрадовались этому, что даже не задумывались, выпадет ли на их долю возмездие за смелую выходку, но по мере восстановления сил их ожидания страшного наказания росли. Они сильно ошибались.
– Молодняку, по-моему, уже и так пришлось много пережить, – сказал Филипп Аделине, и та согласилась. Она и сама была так счастлива, что они целы и невредимы, что отмахнулась от всего, что нарушило бы душевное спокойствие.
По-настоящему радостный день наступил, когда дети смогли вместе со взрослыми сесть к столу, который накрыли к чаю. Были там и Уилмот с Бланчфлауэром – молодого человека приняли в семейный круг.
– Дети очень изменились, – заметил Уилмот. – Мне кажется, повзрослели. – Он смотрел на них и ласково улыбался, а это случалось нечасто.
Филипп бросил на детей благодушный взгляд.
– У них зверский аппетит, – сказал он, – но все потеряли в весе. Эрнест решительно исхудал.
– Морское путешествие пойдет им на пользу. Вернутся розовощекими, – сказал Уилмот.
– Взять, к примеру, Гасси. – Ярко-голубые глаза Филиппа остановились на дочери. – Желтая, как цыпленок.
Бланчфлауэр бросил на Августу полный восхищения взгляд.
– Мне кажется, – сказал он, – что лицо мисс Гасси имеет нежный оттенок слоновой кости.
От его замечания мальчики затряслись от давившего их смеха. Августа не поднимала длинных ресниц.
– У меня ум за разум заходит при мысли о том, сколько мне еще предстоит сделать до отплытия. Вы только подумайте – одеть шестерых! – вставила Аделина.
– Я насчитал, что вас пятеро, – не согласился Уилмот.
– Как же, а малыш? – воскликнула Аделина. – Больше никогда не выпущу детей из поля зрения.
– Ох и тяжело вам с ним будет! – сказал Уилмот.
Филипп подмигнул ему.
– Как же, вы забыли, что по пути сюда я взял на себя всю заботу о Гасси? Правда, Гасси? Я делал все – все до последнего – для этого младенца.
Мальчиков снова начал давить смех.
Филип, увидев, что они уже покончили с чаем, велел им встать из-за стола.
– И не вздумайте выходить из комнаты! – крикнула им Аделина. – Мой долг – заботливо растить тех немногих детей, что у меня остались, – повернувшись к Бланчфлауэру, добавила она.
– Я не знал… простите, – с полным сострадания лицом пробормотал он.
У нее к глазам подступили слезы.