Новые записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

Мы решили, что при любой возможности будем понемногу подливать масла в огонь. Эверт хочет плеснуть в дирекцию целой бочкой масла, а именно раздать листовки с текстом: “Снос – это смерть!” Мы пригрозили, что тогда лишим его спиртного. Это помогло.

Я сделал наконец первый шаг. С сайта фонда “Горизонт” скачал бланк заявления на эвтаназию. Меня мутит от самой идеи, но бланк все-таки лежит на моей тумбочке. И пусть еще немного полежит, прежде чем я его заполню. Для моего собственного душевного покоя этим делом следует заниматься в темпе почтенной старости.

Я мог бы записаться на какие-нибудь подготовительные курсы (должны же они существовать, или их уже организует доктор Свааб[3]), но думаю, мне в моем возрасте они, в сущности, не нужны.

Подумываю о приобретении разрекламированного “прощального несессера”, красивой коробки, куда поместится все необходимое для последнего маршрута. Таблетки для эвтаназии, важные документы, список похоронных пожеланий, похоронная музыка, побрякушки и кое-что из личных вещей. Прежде всего мое старое донорское удостоверение, хотя я подозреваю, что срок годности всех моих запчастей давно истек.

Предстоит выяснить, какие нужны таблетки и как их раздобыть. Придется снова набираться смелости.

ЧЕТВЕРГ 5 февраля

Мне снилась криомация – альтернатива кремации и погребению. Дизайнерша вчерашней красивой коробки рекламировала высушивание тела в замороженном состоянии. Мне снилось, что я погружаюсь в жидкий азот при температуре минус 196 градусов по Цельсию. Но я еще не совсем умер. И проснулся в холодном поту.

Для окружающей среды криомация лучше, чем погребение. После заморозки тело следует хорошенько встряхнуть, из него выпадут тяжелые металлы, и останется двадцать пять кило порошка, который можно использовать в качестве удобрения. Хоть на что-то еще пригожусь. Из праха ты вышел и в прах возвратишься. Подозреваю, что большой интерес к сухой заморозке проявят убийцы, ведь она весьма затрудняет расследование.

Правда, с сухой заморозкой есть проблема: в Нидерландах она еще запрещена. Впрочем, и в других странах тоже.

Какой-то чокнутый жилец в пижамных штанах и домашних тапочках отправился в аптеку за рыбьим жиром.

– Его больше нет в продаже, сударь, – сказал продавец.

Бедняга поплелся домой. Когда он входил в подъезд, его тапочки были все в снегу. Медсестра подняла тревогу, и консьерж получил хорошую взбучку. Он обязан следить не только за тем, кто выходит на улицу, но и в каком виде кто-то выходит на улицу.

– Так ведь из окошка в кабинке мне вообще не видно, во что они обуты, когда проходят мимо, – защищался он.

Теперь дирекция дала ему указание: в сомнительных случаях вставать с места, чтобы лучше видеть. Консьерж от этого не в восторге. Для него рабочее место – зона отдыха. Судя по равнодушному взгляду, он лишнего шагу не ступит. Место теплое – бессрочный договор. Просидит на нем еще лет пятнадцать.

ПЯТНИЦА 6 февраля

– Понимаешь, – сказал Эверт, немного повышая тон, – даже если ты инвалид, ты все же пробуешь смыть с унитаза мочой ошметки дерьма.

И взял крокет с тарелки.

– Да? И с успехом? – спросил Эдвард, изображая интерес.

Эверт собрался продемонстрировать.

– Да-да, господин Дёйкер. Очень смешно. Но рядом с вами сидят люди, они пришли перекусить. Занимайтесь вашими дерьмовыми ошметками и мочой в собственной квартире, – вмешалась в беседу заведующая хозяйством госпожа Де Рооз.

Сегодня Эверт дурачится, завтра замыкается и молчит. Это меня тревожит.

В доме разгорается дискуссия на предмет комнатных дверей. Персонал обычно просит оставлять двери открытыми, когда жильцы дома. Это удобно для дежурных и для хозяйственной службы. Некоторым жильцам это нравится: они могут немного отвлечься от сидения у окна и для разнообразия смотреть в коридор. Другим безразлично, открыты двери или закрыты. А есть люди, вроде меня, которые терпеть не могут, когда в их комнату заглядывают все кому не лень. Я дорожу своей частной жизнью и желаю держать дверь закрытой. Мне стоило титанических усилий приучить уборщиков закрывать дверь в мою комнату, но любезные просьбы, повторяемые в течение почти трех лет, все-таки увенчались успехом.

Я сам автоматически заглядываю в открытые двери комнат, когда прохожу мимо. Вижу жильцов, сидящих за столом или у окошка. Иногда с книгой, иногда с рукодельем, иногда с пустыми руками. Тренируются для грядущего великого Ничто.

СУББОТА 7 февраля

Мы выросли во времена перьевых ручек и телеграфа: две буковки в секунду, два-три гудочка. Буковка за буковкой от отправителя к получателю.

Нынче Амстердамская точка обмена трафиком (АMS-IX) передает по цифровой магистрали два терабайта в секунду. В каждую секунду в три раза больше информации, чем во всех книгах крупной университетской библиотеки. Для стариков из аналоговой эры это непостижимо.

Я прочел в газете статью об AMS-IX и подумал: сколько же перемен произошло за полвека. С другой стороны: все еще практикуются пытки, люди отрубают людям головы, взрывают детей, насилуют женщин, сжигают мужчин. Выходит, не так уж много можно поставить в заслугу прогрессу…