Новые записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

– Вполне возможно, что я ошибся в счете, – признал Дикхаут, надеясь избежать длительной дискуссии.

Но его противник в ярости удалился, бросив на прощанье:

– С вами я больше не играю. Никогда.

Здесь быстро вспыхивает вражда. Некоторые люди не здороваются годами из-за кофейного пятна на платье, носового платка, нечаянно засунутого в чужой карман, или фальшивой карты при игре в ясс. Где предел человеческой мелочности?

ПОНЕДЕЛЬНИК 17 августа

Эверт показал мне свой новый браслет с надписью: “Меня не реанимировать”. Его сын Ян купил для него по интернету пять таких браслетов. Так что несколько штук Эверт собирается раздарить. Не только тем, кто хотел бы получить такой подарок, но и тем, кого, по мнению Эверта, лучше не реанимировать. Конкретно он имеет в виду своего заклятого врага госпожу Слотхаувер. – Я ей два раза предлагал, но не берет, сука. Надо бы надеть его незаметно. Когда она заснет или еще как-нибудь.

Мне поручено проследить за выполнением указания, запечатленного на его собственном браслете. Из ненадежного источника я узнал, что Стелваген далеко не в восторге от браслетиков. Она считает их вредными для репутации дома. Что если какой-нибудь старичок упадет замертво, а персонал, сложа руки, будет ждать, пока он испустит последний вздох? Поэтому наша директриса дала распоряжение сестре Моралес (той, что так любит сплетничать о Стелваген) не реанимировать умирающих как можно дальше от взоров соседей. И внимательно проверять надпись. Ходят слухи, что две медсестры преспокойно дали умереть одной старушке с браслетиком на руке. А на браслетике поверх оригинального текста маркером были написаны имена ее почивших в бозе кошек.

Я тоже получил такой браслет в подарок от Эверта. Наконец-то. Сам я постоянно откладывал его приобретение. “Зачем сегодня делать то, что можно отложить на завтра, – нашептывал мой внутренний страус. – Не сегодня же ты грохнешься наземь с сердечным приступом”.

Не смеши меня, Грун: знай ты заранее, когда тебя хватит инфаркт, ты бы подыскал для него спокойное местечко. В собственной постели, например.

ВТОРНИК 18 августа

Вчера комитет жильцов второй раз встречался с директрисой. На повестке дня стояли два важных пункта: увеличение числа пустующих комнат и пробки у лифта.

Увы, должен признать, что нас опять обвели вокруг пальца. Директриса отделалась ничего не значащими словесами.

Муниципалитет и попечительский совет все еще ведут дискуссию о планах на будущее нашего дома. Стелваген тянула время, рассуждая о реструктуризации, индивидуальном уходе, эффективности, системных изменениях и экономии в рамках Закона о социальной поддержке.

– И теперь попечительский совет закроет наш дом? – спросил Граме, когда она наконец заткнулась.

На это она не смогла дать однозначного ответа, сославшись на только что ею сказанное.

– Значит, вы не можете гарантировать, что наш дом престарелых не будет ликвидирован? – не сдавалась Леония.

В настоящий момент не имеет смысла говорить о гарантиях.

Что касается очередей перед лифтом, то дирекция постоянно уделяет им внимание и обещает создать специальную комиссию, которая глубоко изучит проблемы перемещения внутри здания. В настоящий момент она не видит необходимости, чтобы в этой комиссии были представлены жильцы.

Все наши возражения, заклинания и увещевания потонули в болоте канцелярского языка или были отклонены до очередной встречи.

В какой-то момент Леония не выдержала.

– И вы говорите, что принимаете жильцов всерьез? А у меня сложилось впечатление, что дирекция и руководство думают, будто жильцы существуют для них, а не наоборот.

Стелваген и глазом не моргнула.

– Мне искренне жаль, что у вас сложилось такое впечатление. Смею вас заверить, что бла-бла-бла…

В заключение она рассыпалась в благодарностях комитету за идею “безболезненного” стола. Она знает: встречу нужно заканчивать на оптимистической ноте. Потом посмотрела на часы. Наше время истекло.

Впрочем, мне показалось, что она вела себя не совсем обычно. Не могу толком сказать, что изменилось. Может, она стала немного рассеянной?

СРЕДА 19 августа

Заходил Эверт с сообщением, что раз в три недели он будет получать в больнице порцию свежей крови. Тоже мне подарочек.

Он был на приеме у терапевта, и тот констатировал анемию.

– Это из-за рака кишечника, а с ним ничего уже не поделаешь. Учитывая безнадежную ситуацию, все прошло как нельзя лучше.

Я не знал, что сказать: то ли подбодрить Эверта, то ли отшутиться. И не выдавил из себя ни слова.

– Черт возьми, да закрой ты рот, раз уж сказать нечего, – продолжал Эверт. – Смерть крепко держит меня за яйца, но давай мы, насколько возможно, ее проигнорируем. Как говорил мой старый друг Карел: Carpe diem, но memento mori[24].

Я опять раскрыл рот.

– Что, брат? Не думал, что я могу по латыни?

– Что я знаю латынь.

– Я так и знал, что ты это скажешь, старый зануда.

Я спросил, не хочет ли он завтра съездить на Эй и посмотреть Sail, парад огромных парусников, который проходит раз в пять лет.