Начинало темнеть. А дел было еще много. Миша подошел к желтому дому. От него сделал триста шестьдесят пять шагов в сторону заходящего солнца.
Открыл книгу. На ходу несколько раз сверялся с ней, как с картой.
«…свидетельствую, что подземная река Иордан ближе всего подходит к поверхности земли именно в этом месте…»
Одинокая береза струилась над полем. Она не выглядела достаточно древней. Но остальные деревья были еще моложе.
«Еретики внушают невеждам, что Он крестился в мутном ручье в стране фарисеев и магометан…»
Миша двинулся через поле к березе. Как и любые предметы, по мере приближения она становилась больше. Но увеличивалась как-то слишком быстро. Словно росла, разрасталась на глазах. Со скрипом и оглушительным шелестом. До ненормальных размеров.
Мише стало не по себе. Он остановился. До березы было еще сто шагов, а она уже закрывала полнеба. Устал. Решил он. Почитал, пришел в себя.
«От золотой стены триста шестьдесят пять шагов на запад, в сторону тьмы. Ибо сказано: «свет во тьме светит». Там увидишь большое дерево, первое из деревьев».
Подошел к березе. Огляделся. Достал из сумки складную походную лопату. Встал на колени. Начал копать.
«Между его корнями просверли в земле лунку. Или выкопай колодец. Под землей, в кромешной тьме, найдешь истинный Иордан. Ибо повторено для маловеров: «свет во тьме».
Быстро выбился из сил. Городской неспортивный мальчик. Из филологической семьи. Родители, наверное, уже беспокоятся. Передают фото в полицию.
«В истинном Иордане течет свет, а не вода. Крещение светом принял Он. Примем и мы…»
Наступила ночь. Луна развевалась на ветру. Шумно плясали тени. Он копал, охваченный ужасом.
«В подземной реке Иордан обитает рыба, состоящая из двух рыб. Из рыбы истекает и впадает в нее свет реки, в которой она обитает».
Мише стало очень жалко родителей. Мать, говорившую с ним всегда с наигранной грубостью. Из опасения, что из сына выйдет нечто похожее на отца. И отца, безвольного, нежного, отстраненного человека.
Они очень любили Мишу. Оберегали. Даже ссорились не повышая голоса. Чтобы не испугать его.
Теперь наверняка испугались сами.
«Самое удивительное в этой рыбе даже не то, что она единственное, что на самом деле существует, а то, что любой из нас, несуществующих, может ее уловить».
Миша хотел бы позвонить им. Успокоить. Но понимал, что они никогда не отпустили бы его сюда. И испугаются еще больше, узнав, что он здесь.
«Лови ее без лукавства и ухищрений. Без усердия и усилия. Обычной снастью бедных рыбаков».
Он уже выкопал яму в половину своего роста. Земля была тяжелая. Но, по счастью, не каменистая и не вязкая.
«Свидетельствую: ложный может уловить истину. Несуществующий овладеть сущим».
Под ногами и лопатой захлюпала вдруг вода. Он потрогал рукой. Холодная грязная вода. Не свет.
Ботинки промокли. Руки и ноги дрожали. Он выбрался из колодца.
Перед ним стояли три или четыре парня. Сквозь темноту Миша не мог толком разглядеть лиц. Но враждебность почувствовал отчетливо. Шпана. Скины. Дегенераты. Вот и они.
Но они — развернулись. И ушли. Молча. Один из них закурил. Миша смотрел им вслед, пока огонек сигареты не пропал из виду.
Тут неодолимая слабость разлилась по телу. Словно все ночи мира разом легли на него. Всеми своими снами, страхами и тьмами.
Он потерял сознание. Когда очнулся, небо чернело тепло и тихо. Без луны. Без ветра.
Из выкопанного им колодца поднимался к небу клубящийся радостный свет.
Миша бросился к рыболовным снастям. Удочки и сачок были поломаны. Наверное, теми, ушедшими… Пока копал…
Он приблизился к колодцу. Заглянул в него. Сердце закачалось на волнах света. Как поплавок…
— …не только змея, но и рыба. Повторю только то, что широко известно. Да простят мне присутствующие банальность примеров. Итак. Ману — в индийской мифологии рыба, спасшая Вишну от чудовищ. Далее, древнеегипетская рыба-усач. Проглотившая, да простят меня дамы, пенис Осириса. Ихтис, рыба по-гречески, анаграмматическое сокращение имени Иисуса Христа. Ангел Рафаил из истории Товита, помогающий ловить «исцеляющую» рыбу. Светящаяся рыба из средневековой «Тайны философов»…
Она рассеянно слушала диссертанта. Слишком рассеянно. Практически не слушала.
Она и так недолюбливала Банкина. За его презрение к предмету собственных научных работ. За его вечное «да простят меня…». А уж сегодня…
— …да простят меня коллеги за нежелание далеко ходить за примерами, — продолжал Банкин. — Возьмем ту же пресловутую золотую рыбку Пушкина. Или альбом «Ихтиология» Бориса Гребенщикова…
Она могла думать только о том, где ее Миша. Хрупкий, беззащитный. Странный мальчик. Который слишком много читал. Слишком мало говорил. И никак не хотел в жизнь. Как она его ни подталкивала к ней. Как в нее ни заманивала.
Телефон завибрировал. Вибрация передалась телу. Она вышла из аудитории. Ее била частая мелкая дрожь.
Полицейский голос сообщил, что Миша нашелся. Далеко. Его везут в Москву. Конечно, жив…
Миша сидит в своей комнате, закрыв лицо руками. Если его очень попросить, он убирает руки. Но закрывает глаза. Врач сказал, что диагноз «шизофрения» ставить пока рано.