Новый Афонский патерик. Том I. Жизнеописания

Следуя божественному гласу, который призывал его посвятить себя Богу, он пришёл на Святую Афонскую Гору в 1929 году, в возрасте 23 лет. Вместе с ним на Афон приехал один из его сослуживцев. По всей видимости, юноши не были знакомы ни с кем из афонских монахов, и поэтому у них не было предпочтений в выборе того или иного святогорского монастыря. В те годы в обителях был избыток братии, и стать послушником молодому человеку было нелегко. Вначале Евстафий попросился в братство монастыря Ксиропотам, однако его не приняли, и он пришёл в монастырь Ксенофонт. В этой обители, несмотря на то, что нужды́ в новых послушниках не было, его взяли, поскольку увидели, что он крепок и силён телом. Братия посчитали, что такой послушник будет полезен на тяжёлых работах. Евстафия приняли в монастырь, облачили в подрясник и назначили на послушание в поварне. Это послушание он нёс в течение пяти лет. После одного года послушнического искуса 16 марта 1930 года он был пострижен в монахи с именем Евдоким. И действительно, ему подходило это имя, поскольку он явился благоиспытанным[153] во всех послушаниях, которые на него возлагали в течение его монашеской жизни. В старых общежительных монастырях был следующий чин: монахи должны были пройти через все послушания обители. После поварни отец Евдоким в течение пяти лет нёс послушание пономаря. Он вставал очень рано, готовил храм к богослужению и на всю свою последующую монашескую жизнь приобрёл добрую привычку приходить в храм до начала службы, раньше всех братий.

Молодой монах Евдоким чисто и регулярно исповедовался, открывая помыслы духовнику отцу Поликарпу, который к тому времени пришёл в высокую меру добродетели. Позднее отец Евдоким говорил: «Ежедневное исповедание помыслов помогло мне сохранить монашескую акривию». Старец действительно отличался монашеской акривией. Когда его на склоне лет спросили, разрешается ли монахам купаться в море, он ответил: «В прежние годы грехом для монаха считалось не только купаться в море, но даже и смотреть в сторону моря».

Впоследствии отец Евдоким несколько лет трудился в горах, неся послушание старшего лесоруба. Кроме мулов в монастыре были и быки, на которых перевозили бревна. Это была очень тяжёлая, утомительная работа, однако отец Евдоким брался за неё первым и делал её лучше других. Он был истинным монахом, понудителем себя, и, работая, всегда творил молитву Иисусову. Кроме того, он был ответственным и за охрану монастырских буйволов. Однажды старец с помощником-мирянином возвращались от стада буйволов в монастырь, и их накрыл сильный снегопад. Они оказались отрезанными в местности, называемой «Захара́». Была суровая зима, запасы продуктов закончились, и кто-то из них должен был спуститься вниз за продуктами. Помощник отца Евдокима вызвался пойти, однако отец Евдоким не разрешил: «У тебя жена и дети – пойду я. Если погибну, никто обо мне плакать не будет». Утром, бредя по пояс и даже по грудь в снегу, отец Евдоким дошёл до монастыря, набил мешок продуктами, сколько мог унести, и вечером, когда уже смеркалось, вновь поднялся на гору. Его помощник-рабочий весь день в нетерпении глядел на дорогу. Наконец он увидел отца Евдокима и очень обрадовался. Ему показалось, что тот держит в руках фонарик. Однако, когда старец приблизился, оказалось, что никакого фонаря у него нет, а сияет его лицо. Рабочий сказал отцу Евдокиму об этом и услышал ответ: «Замолчи!.. Ещё, не дай Бог, скажешь, что я святой». Старец не придал этому рассказу серьёзного значения.

Какое-то время (с 1 декабря 1945 года по 13 апреля 1946 года) отец Евдоким по собственной воле жил вне монастыря. Это произошло по неизвестной нам причине. Однако вскоре он вернулся в обитель.

Впоследствии в монастыре возникла проблема: в течение одного года сменилось семь игуменов, и никто из них не мог удержаться сколько-нибудь продолжительное время. Так постепенно «очередь» дошла и до отца Евдокима, который, не помышляя об игуменстве, был простым монахом, трудился в лесу и горах. Незадолго до этого его выбрали членом Духовного собора, и он постепенно пытался вернуть монастырь к подобающему чину. Ему предлагали рукоположение во священника и избрание в игумены, но отец Евдоким отказался. Однако игумен монастыря Дионисиат отец Гавриил, с которым старец советовался и которым восхищался, убедил его принять это предложение. Так, 15 ноября 1953 года отец Евдоким был рукоположен во пресвитера, а 14 декабря 1953 года была его игуменская интронизация.

После его избрания один из членов Духовного собора с издёвкой спросил старца: «Ты ли еси грядый, или иного чаем?»[154] Отец Евдоким ничего не ответил, однако подумал: «Ну, погоди, я найду на тебя управу». Этот монах, будучи представителем монастыря в Протате, был тогда «заправилой» всех монастырских дел. Он и был причиной того, что ни один игумен не мог удержаться долгое время. После интронизации игумен Евдоким снял этого брата с послушания антипросопа,[155] и таким образом обстановка в монастыре стабилизировалась.