Отец Евдоким оказался подходящей кандидатурой для игуменства, именно он стал настоятелем, укрепившим монастырь. Впоследствии он со смирением говорил: «Возможно, духовно я был для обители бесполезным, но уж материальную пользу точно принёс». Отец Евдоким был образцом для всей братии, первым на послушаниях и на богослужении. Когда он стал игуменом, монахов было мало, и большинство из них были людьми пожилыми, поэтому игумену Евдокиму самому приходилось нести послушания пекаря, повара, ризничего и седмичного иеромонаха. Он не останавливался ни на минуту: заканчивая одно дело, начинал другое. Старец приносил себя в жертву и лишал себя сна для того, чтобы всё успеть. Став игуменом, он не изменил своего поведения и образа жизни. Его келия была простой, он продолжал жить там же, где и раньше – в корпусе недалеко от параклиса святой Евфимии, с другими иеромонахами. Когда к игумену приходил кто-то из братий, он принимал его в своей келии. Во все годы монашеской жизни у него был принцип: если кто-то стучит в твою дверь, – в какой угодно час, даже если ты спишь, – тут же встань и открой дверь. Отец Евдоким говорил: «Сон придёт ко мне вновь, а вот придёт ли ко мне снова мой брат?» Он был как мать, заботящаяся о всех своих чадах. У него находили прибежище и измученные монахи, ушедшие из других монастырей. О мирских рабочих он также заботился с любовью. Дверь своей келии игумен не закрывал на ключ, она была открыта для всех.
Став игуменом, отец Евдоким продолжал носить ту же самую одежду, что и раньше: простую монашескую, немного испачканную. Когда у него рвалась обувь, он не покупал новые ботинки, а зашивал старые своими руками, поэтому некоторые издевательски называли его «лаптем». Старец не любил пышности и великолепия, его сердце не трогали роскошные облачения. Игуменскую мантию он надевал крайне редко. Однажды во время какой-то службы его попытались облачить в мантию, но старец шутя ответил: «Большое спасибо, мне не холодно». Когда отец Евдоким видел, что кто-то из монахов одет в дорогую рясу с широкими рукавами, он говорил ему: «Послушай-ка, горемыка ты мой,[156]
ты у нас архимандрит из Вселенской Патриархии или соборный старец из Ватопеда?»Игумен Евдоким прикладывал все силы, чтобы поднять хозяйство монастыря – в этом была большая нужда. Чтобы деньги не тратились попусту, он сам стал ездить в Салоники и закупать продукты. В городе отец Евдоким питался в самых дешёвых столовых, заказывая самую простую пищу. Он не передвигался по Салоникам с пышностью – как игумен одного из афонских монастырей, но вёл себя смиренно – как простой монах. После необходимых закупок он возвращался в Уранополис, а оттуда нередко шёл в монастырь пешком, шагая семь-восемь часов по горным тропинкам, чтобы сэкономить на билете на корабль.
Однажды отец Евдоким возвращался на Афон из Салоник, имея при себе значительную сумму денег. В Уранополисе он не успел на корабль, который шёл на Афон. Рыбаки предложили отвезти его на лодке в Ксенофонт за 12 драхм. Игумен Евдоким не согласился и сказал: «За десять!» Рыбаки отказались, и тогда отец Евдоким отправился в многокилометровый путь пешком, чтобы не переплачивать две драхмы.
Деньги и имущество монастыря старец считал священными: они принадлежали великомученику Георгию, покровителю монастыря, и игумен Евдоким боялся их потратить не по назначению. Старец жил с чувством, что он «служка» монастыря.
Отец Евдоким вёл и строительные работы в обители. Между монастырскими корпусами он построил разделительные стены для защиты обители от пожара. Старец расширил и принадлежавшие монастырю земельные участки. Когда он пришёл в монастырь, в нём было всего 17 мулов. После нескольких лет его игуменства их стало 70. Он хотя и был игуменом, но трудился как простой рабочий. Как-то раз один из монастырских рабочих перегонял ракию[157]
и случайно устроил пожар. Прибежав, отец Евдоким крикнул рабочему: «Не бойся!», – сам потушил пламя, и никому ничего не рассказал.Старец любил обходить монастырь и смотреть, где чего не хватает. Рыбы для монастырской трапезы он не покупал. Иногда к монастырю подплывали итальянские рыбаки, и тогда монастырская келарня наполнялась свежей рыбой. Помимо этого, итальянцы солили рыбу для монастыря, и игумен расплачивался с ними вином и ракией. Он был очень хорошим и бережливым хозяином, хотя некоторые члены Духовного собора считали его скупым.
Один из членов Духовного собора сам готовил пищу у себя в келии. Игумен, узнав об этом, сказал ему:
– Горюшко ты моё, запахи из твоей келии перебивают даже запахи из поварни…
– Вот будешь кормить нас такими блюдами на трапезе, и я перестану готовить в келии! – дерзко ответил тот.
– Если я буду кормить вас такими блюдами, то мы разрушим весь монастырь, – тихо ответил старец.