Толкую про случай, а ведь выступала в роли фатума, судьбы, злого рока: у себя дома я безуспешно ловила пушистого зверка, как сказано у Даля – полосатую земляную белку, бурундука. Он выбрался из клетки сразу же – и был таков! и стал жить везде. Еду добывал с легкостью; любую банку, кастрюльку могли открыть его сухонькие лапки; я уже не говорю о корзине с обожаемой им капустой. А потом он взлетал под потолок и цокал довольный. А я желала, чтобы он жил в клетке, получал кормежку в положенное время, вертел колесо, грыз орешки, услаждая ребенка, а не пугал до обмороков нервических подруг сходством с обыкновенной мышью.
Не стану утомлять вас подробностями охоты и описаниями неудавшихся способов поимки бурундука – от самого глупого: положить орехи на подоконник и схватить несчастного за хвост, и до самого громоздкого – пригласить в гости знакомую биологиню с ее возлюбленным биологом, для сего купить торт «Птичье молоко», селедку и бутылку водки... Странно, но из всех обитателей той квартиры бурундук, кажется, был привязан только ко мне. Теперь бы сказали – синдром заложника.
Дело шло к лету, я распахивала окошко на воющее Садовое, и бурундук молнией вылетал на карниз здания... Наверное, это был единственный в столице бурундук, наблюдающий с высоты птичьего полета не только вставную челюсть Нового Арбата, но и купола Новодевичьего. Бегая по карнизу, бурундук всякий раз заглядывал в чужие окна, особенно манил его мой сосед, по совпадению тоже сибиряк, который, служа в почтовом ящике, на работу не ходил, выдумывая в уюте нечто громокипяще апокалиптическое.
– Наш бурундучок, – вздохнул сосед нежно, когда мы встретились в лифте, – мусульманин. По утрам намаз.
И вправду – солнце еще не всходит, а он ждет его на подоконнике, уши торчком, спинка ровненькая.
Как-то я проснулась совсем поздно, и, выйдя на кухню и отдернув штору, увидела опрокинутого навзничь бурундука. Он лежал, недвижимый, заломив к голове сухие лапки, а шея несколько раз обмотана черной аптечной резинкой. Пытаясь освободиться, еще больше запутывался. Он был мертв... А бутылка с постным маслом открыта, и целлофановая бумага валяется разорванная. Но бурундук так и не пригубил вожделенного, благоухающего семечками напитка.
А тут еще сосед мой, оборонщик, и опять в лифте, и уже приняв с утра положенное, головою закачал:
– Бурундучок наш, он особенный, он иногда такое учудит. Вот если что не по нему, так он сам!.. Да!
Так неужто?! И чтобы я виною. Но ведь тоже тварь земная и, верно, понял – клетки не избыть. ...Вот вам и Белкин! Тут загадка, и до сих пор не отгадаешь. А стало быть – тайна.
...Не так ли и ты, бедный автор? Балдеешь на чужих пиршествах от неведомых тебе искусов жизни. Бескрылый, паришь в эмпиреях, при этом, нагло любопытствуя, пялишься в чужие окна. Одинокий, все равно цокаешь, токуешь, свиристишь свое, чтобы замереть от непостижимости у самого края бездны... а что же остается?
От бурундука, по крайней мере, остались тайнички. Я еще долго находила его заготовки: сложенные рядком драгоценные зерна риса и гречки, пару изюмин, а иногда янтарную бусину кураги.
Игорь Фролов