НИЧЬЯ
Вместо предисловия
...Вождь своих слов неприхотлив. Он пишет на простом клочке бумаги, подложив, подстелив под него коленку. Огибая ее рельеф и редкие еще капли, которые сеет на бумагу небо, и забыв горящую на спичечном коробке сигарету, он спешит, пока не иссяк интерес к уложению предложений. Молодость вдруг выглянула из-за угла с испачканным мастерком, – ах, как он умел заводить углы, как тянулись они друг к другу, планируя траекторию встречи – чуть пьяную от предстоящего счастья, и ее кривизна вселяла страх и скепсис в посторонних, – и теперь самое время вспомнить...
Но, рассматривая задуманное, стоит объясниться с кредиторами. Прав был критик Г., говоря: они еще не знают, как вы вредоносны – растлите надеждой и бросите. И вот бросает. Когда-то он обещал показать им те края, где тексты страшны и прекрасны в своем животном напоре, он призывал принять их красоту даже брезгливых, которым противны идущие сплошным шевелящимся ковром лемминги: осознайте величественность их цели – океан, в котором они сгинут; или тараканы, мигрирующие из холодного дома в теплую баню прямо по снегу – рыжая дорога соединяет тепло и холод, усики топорщатся как французские штыки, яйца торчат из яйцеводов смыслов и выпадают, – все это один организм, и он абсолютно разумен в своей безумности. Нет ничего более сладкого, чем пустить два потока навстречу, чтобы битва и пожирание, гигантский кровавый палиндром, пустеющий на глазах удивленного творца, аннигиляция тез и антитез, – и, наконец, – белая пустыня, усыпанная усиками и ножками, и солнце садится, удовлетворенно краснея. А вы хотите мне зла, хотите совершенно другого, – чтобы, склонившись над столом, я морщился и царапал пером, вдыхая отравленные логикой пары, чтобы в конце страницы при взгляде на сделанное меня вырвало прямо на бумагу – вы этого хотите?