Новый босс (СИ)

Валяющийся рядом айфон разражается занудной трелью, отвлекая меня от рассуждений Джо о преимуществах японской кухни над итальянской.

— Дочь моя в больнице. — холодно звучит в трубке. Папа Карло. Его акцент пьяного индуса я ни с чем не спутаю. — Ты ее рыбной шаурмой что ли в переходе кормил, жмот западный? Ее тошнит безостановочно.

Под кожей собирается какая-то противная липкость и холодеют ладони. И даже огрызаться на шарманщика не хочется.

— Где она? — хриплю, поднимаясь с кресла. — Адрес.

Тот с явной неохотой говорит мне название улицы в центре и отключается. Уговариваю себя не поддаваться панике и вызываю такси. Блядь, вот узнаю, что пафосный дельфинарий, в котором мы обедали, матрешку тухлятиной накормил, разнесу по кирпичу. Представляю ее бледное лицо и мокрые кошачьи глазки, и челюсть сжимается от бессилия. А вдруг с ней что-то серьезное?

К счастью, брендовая лечебница находится недалеко от Шератона. Вылетев из такси, взмываю на третий этаж, где, по утверждению администраторши, держат матрешку и утыкаюсь взглядом в сидящего в больничном кресле папу Карло.

— Прилетел отравитель. — цедит, глядя на меня исподлобья. — У вас, у янки, цель что ли от рождения портить все, что русский человек кропотливым трудом создавал.

— Что с ней случилось? — прерываю его националистские излияния. — И где она сейчас?

— Блевать стала прямо у меня в кабинете. — глядя мимо меня, раздраженно ворчит папаша Карло. — На договор с фрицами креветками непереваренными. Самого травой чуть на стол не вывернуло. Капельницу ей ставят и анализы берут. Хер бы тебе позвонил, да Сла-ва хныкала больно жалостливо. Как баба, ей богу.

Как же меня бесит его перекрученная физиономия. Матрешке в вены сейчас иголки загоняют, а этот про бумажки какие-то вспоминает. Шарманщик, одним словом.

Я долго терпел, но, кажется, пришло время расставить все точки над «i».

— Ты на такую дочь молиться должен. Мы бы со Сла-вой свадебный торт давно распилили, если бы она по первому зову твоего желудка в Россию не летала. Любит она тебя, папа Карло. Вот только ты ни хера этого не ценишь. Каким же надо быть слепым и тупым, чтобы не видеть, что она десятерых сыновей стоит. А сопливое полено, которому ты позволяешь называть себя «папой», мохнатого брелка на ее ключах недостойно. Имей в виду, когда мы с ней поженимся, — тут я специально делаю паузу, с упоением наблюдая как багровеет лицо будущего тестя. — Я тебе хорошую клинику найду в любимой тобой Америке, чтобы мою жену лишний раз не дергал.

— Ты сейчас чего, намекаешь, что я свою дочь не люблю, жираф заморский? — с угрозой шипит Папа Карло, поднимаясь на ноги. Надо же, старик-то одного роста со мной. Кто еще здесь жираф.

Засовываю в рот зубочистку и шагаю вперед, так что почти наступаю ему на ботинки.

— Знаю, что любишь, папаша. Надо быть конченым идиотом, чтобы ее не любить. Только вот способ показать это у тебя отстойный. Советую тебе его пересмотреть, потому что морально вытирать ноги о мою женщину я тебе не позволю. И чтобы ты знал, я тебе не втащил до сих пор лишь потому, что не хочу Сла-ву расстраивать.

Если у меня нет галлюцинаций, то в уголках искривленного рта папаши Карло собирается пена.

— А ты рискни, коккер-спаниель американский. — рявкает мне лицо. — Я тебе не Егор, чтобы в тыкву словить и мамке жаловаться побежать. Я тебе так наваляю русским снизу, что ты фамилию своего президента забудешь.

Адреналин ревет в ушах агрессивнее чем хиты Rammstein, и мне приходится напомнить себе, что я просто не имею права поднимать на него руку. Сла-ва мне не простит. Да и мои безукоризненные английские манеры тоже.

Пока мы как герои Мортал Комбат визуально практикуем фаталити и бруталити, дверь кабинета рядом с нами распахивается и на пороге возникает пухлощекая Адель в костюме поварихи.

— Zahodite, papashi. — гостеприимно взмахивает рукой.

Папаша Карло что-то недовольно бурчит ей в ответ, пытаясь просочиться в дверь первым, но я его опережаю. Дорогу молодым, старичок.

В приличной по российским меркам палате, на кровати сидит матрешка и, обхватив руками колени, растерянно улыбается.

По нервам преждевременно рассыпается облегчение, но, когда подхожу ближе, то замечаю в кошачьих глазах слезы. Что за странный инь-ян.

— Эй, блюющая киска. — опускаюсь рядом с ней на кровать и провожу рукой по лицу. — Я эту морепекарню засужу за твои страдания.

Из глаз у матрешки брызгают слезы, но она, по прежнему улыбаясь, активно трясет головой.

— Креветки не при чем. — громко хлюпает носом и расплывается в счастливой улыбке. — Я беременна, Гас. Гас-младший забил свой первый гол.

За спиной раздается нечленораздельный звук, кажется, папа Карло, подавился своим языком. Во рту пересыхает и сердце с каждой секундой колотится громче. Я ведь не ослышался? Черт, надеюсь я не ослышался.

— Повтори. — проглатываю ком в горле. — Пожалуйста.

— Первый пошел, Малфой. — хихикает Сла-ва, накрывая мою руку своей. — Срок уже восемь недель. В Хогвартсе появился наследник.