Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Иеруша запаковала две порции ужина в холодильную сумку, чтобы взять с собой вечером. Впервые за почти десять лет мать нормально поест. Еще она захватила орехи, фрукты, воду в бутылках, крекеры, хлеб и упаковки с пряным тунцом. В магазинах все исчезло, но Свидетель в Иеруше говорил, что она всегда должна быть готова.

– Ты сегодня такая тихая, – сказала тетя Рита.

Иеруша положила ей на тарелку еще одну порцию пюре.

– Просто задумалась.

– О чем?

– О конце света, – ответила Иеруша, имея в виду конец ее жизни здесь с тетей Ритой. – Мама рассказывала, что я, когда родилась, стала знамением ее личного конца света, но это было хорошо. Она говорит, что оставила Иегову из-за меня.

Тетя Рита стукнула вилкой с ножом о тарелку.

– Позор.

У Иеруши имелась фотография матери с только что обритой головой, снятая на следующий день после рождения дочери. Она рассказывала Руше, как ей не терпелось все состричь. Вероятно, виноваты гормоны, но глядя на новорожденную малышку, она поняла: невозможно начать новую жизнь, не разрушив старую. Рочел развелась с мужем, оставила Иегову и стала лесбиянкой. И когда отец Иеруши пришел к их дочери, выстрелила ему в сердце.

Иногда без убийства не обойтись, а полагаться на милость старой жизни неразумно. Нужно все продумать. Нужно впустить новую жизнь, смерти и все такое.

После ужина, пока тетя Рита смотрела в гостиной по телевизору игру «Рискуй!», Руша в последний раз проверила сумки. Она взяла десять трусиков, пять бюстгальтеров, три блузки, три юбки, четырнадцать носков, зубную пасту, зубную щетку, зубочистку с нитью, ополаскиватель для рта, дезодорант, Библию, свое свидетельство о рождении и пистолет.

Руша покатила чемодан по Хуарес-стрит, потом по Эмбаркадеро, мимо витрины, где раньше находился магазин игр, но уже четыре года как его заколотили. Мимо мемориальной скамьи Дьюи Джеймса – деньги на нее собирали черные мамаши, – которого белые подростки в 1980-е годы волокли за грузовым пикапом, пока он не умер.

Город распадался, сквозь асфальт пробивались желтые и коричневые сорняки. Краска отслаивалась от стен. Еще до закрытия школ ученики начальной школы Каддо переехали в вагончики, поскольку главное здание оказалось заражено грибком. С декабря от щита отклеился плакат с рекламой земельного участка на продажу, виднелись только две последние цифры телефона.

Такое тошнотворное место обладало своей красотой, поскольку, осознав, что сюда больше никто не вкладывается, тебе было легко его оставить.

Утром, обнаружив исчезновение внучатой племянницы, тетя Рита, возможно, задумается, а не поссорились ли они ненароком, но Иеруша и ее двоюродная бабка всегда единодушно принимали основополагающую истину: все вокруг должно рухнуть. Новый мир шел к тебе, только если ты оказывался готов на то, чего он требовал.

Мать ждала Рушу у водонапорной башни, как велели по телефону.

– Ты всю дорогу прошла пешком? – спросила она.

Девять миль, но Иеруша надела удобную обувь.

– Он следил за тобой?

– Как ты и говорила. Вон там. Смотри. Фары не горят, – прошептала мать, кивнув на дорогу, футах в тридцати.

Бывают люди, которым нет покоя, если труп всего один. В темном тумане серого марта Майкл Пирс не мог видеть ее приближения.

Иеруша шла к нему, держа руку на пистолете. Нельзя оставлять человека, сделавшего то, что он для нее сделал. Сегодня она спасла не мать, а саму себя.

Как тот благоразумный, она пряталась от взоров врага. Иеруша прокралась к машине и выстрелила. У нее был собственный Армагеддон, и ей это нравилось.

История творения Мэтью Бейкер

Отчаяние и карточная система могут породить нечто великое! Как в Луизиане XIX века, во время морской блокады, в войну. В Японии XX века, во время страшной экономической депрессии. Или здесь, в приземистом розовом домике в Детройте XXI века, во время глобальной пандемии. Поразительно, один-единственный случай перечеркнул все драматические события, происходившие в доме на протяжении нескольких месяцев.

– Я сделала открытие, – заявила Беверли, появившись на пороге гостиной в розовой ночной рубашке.