Новый день

Это был бедный, нищенский район; некоторые дома здесь были похожи скорее на развалины, но даже у них были хозяева – они сидели рядом на камнях, кое-где – на земле. Они едва взглянули на пришедших господ, продолжая заниматься своей работой, и Доминик, увидев на их суровых лицах глубокий отпечаток лишений и тяжёлого труда, с тоской подумала, что эту картину можно было бы назвать: «Отчаяние». Но нет! – она тут же поняла, что так странно зацепило её: в их глазах не было ни разочарования, ни гнева, и было что-то другое – как будто терпение и вера. «Наверное, это и есть смирение…», – с сомнением решила она, когда из-за угла одного дома вдруг выбежала смеющаяся девчушка; через мгновение её догнала мать, и обе снова скрылись за постройкой. Этот миг чужой радости заставил улыбнуться даже мужчин, занятых нелёгким трудом. И тут в глаза Доминик словно попал осколок чего-то настоящего – их взгляды. В этих лицах была не только прожитая боль, а руки говорили не только о постоянном труде – нет, их глаза кричали, что эти люди очень сильно любят жизнь! Любую: тяжёлую или лёгкую, главное – жизнь, которая позволяет им дышать, двигаться, думать, чувствовать радость – и не только свою, но и чужую!.. «Даже в этих зловонных улочках, – задумалась она, – где, кажется, не бывает солнца и нет просветов, где нет простора и свободы для физического тела, они улыбаются и трудятся – потому что их души гораздо шире физических рамок. Они позволяют себе, несмотря ни на что, жить, а не влачить безрадостное существование! Даже в таких условиях они осмеливаются оставаться людьми…».

– Ты понимаешь? – посмотрел на неё Заир.

Она молчала, пытаясь внутри себя, среди своих эмоций, среди этого беспросветного уныния вновь найти ту, которая боролась за жизнь, сквозь все печали, ради самой жизни. «Почему я стала такой?», – с ужасом подумала она и, глубоко вдохнув этот жёлтый воздух, даже в тени улочек пропитанный песком, медленно произнесла:

– Ты прав! Я хотела просто забыться, но слишком забылась. Впереди много дорог, и хоть одной – но я должна пройти! Несмотря ни на что.

Они вернулись во дворец, но ей было уже не так темно и пусто, как несколько часов назад. В ней как будто разгоралось новое пламя – не такое светлое, как раньше, не такое чистое, как детская наивная радость… Но другое – когда на измазанную сажей и уже, казалось бы, очень старую и никому не нужную лампадку капают немного масла, и оно вдруг вспыхивает, чтобы ещё гореть, ещё чуть-чуть…

Заир не понял того, что сделал. Он показал другие жизни в надежде, что она обретёт покой, находясь в стенах дворца, среди роскоши и обожания. Но она увидела иное – то, что она должна идти так, как считает верным, потому что каждый имеет право бороться за своё счастье! И решение, которое она невольно пыталась отодвинуть, теперь было принято твёрдо и окончательно: дворец нужно было срочно покидать, иного пути не было. И новым днём она принялась воплощать это решение в жизнь.

Она была весела. Не считая часов, она долго сидела в обществе султана и его советников, не торопясь, как обычно, уйти в своё личное одиночество.

Юсуф не спускал с неё глаз. Особую радость ему доставило не столько, что она была в прекрасном голубом наряде, подчёркивающем её красоту, но то, что он заметил – на её пальце больше не было кольца давнего друга, которое ранее она не снимала.

Он был доволен – кротость, с которой было принято сопровождение стражей на прогулках; радость, которую ей доставило посещение базара; веселье, с которым она позвала с собой служанок… Всё говорило о том, что она становится той, которой её желают видеть!

Юсуф сыпал шутками. Доминик иногда тихо улыбалась, чем повергла в своеобразный шок Халиба, не подозревавшего, что она способна просто молчать. Заир был напряжён и старался не встречаться взглядом ни с владыкой, ни с госпожой. Но сам при любом случае всматривался в их лица, пытаясь понять, всё ли правильно он делает, помогая одному и скрывая это от другой?..

И только Доминик знала, что всё вокруг – лишь фарс: Юсуф произносил двусмысленные фразы, думая, что она не понимает их истинного значения. Халиб уверовал, что на строптивую снизошла благодать и, став покорной, она вскоре научится всему, что нужно. Заир думал, что поглядывает на неё незаметно… А она иногда нежно и грустно улыбалась – но только своему по-детски наивному желанию подержать в руках кольцо потерянного друга. Оно до сих пор было с ней, как всегда; она лишь сняла его с пальца, чтобы, сбежав, случайно не выдать себя богатым украшением, и теперь оно висело на цепочке у самого сердца, спрятанное от глаз, как талисман.

Всё было готово к побегу; к поясу походного костюма был крепко привязан мешочек с деньгами и ножны с кинжалом – единственным оружием, которое Доминик могла с собой взять. Оставалось терпеливо ждать нужного момента… А этот вечер, который внешне она так простодушно и радостно проводила в обществе султана, должен был закрыть глаза и уши слуг, чтобы, видя, как она довольна своей жизнью, они потеряли бдительность.