– Это правда! – грустно подсела к Доминик Камила. – Можешь ненавидеть нас. Но если бы мы и не выполнили приказ Хафиза, слуги всё равно сами бы забрали твою одежду, а нас ещё бы и наказали.
Поразмыслив, Доминик понимающе кивнула и взяла приготовленный для неё наряд.
– А разве ты сначала не отмоешься? Всё-таки выглядишь, как амфора, обмазанная глиной.
– Мне здесь не для кого прихорашиваться, – пожала она плечами, но уже через мгновение оказалась в воде: наложницы сбросили её в бассейн, даже не потрудившись снять покрывало.
– Прости, но это приказ – ты должна быть чистенькая, как бутон розы! – расстроенно развела руками Камила. – И если сама не отмоешься, придётся тебе помочь…
Доминик угрюмо стирала с себя глину под хлопки танцующей компании, и вскоре была в костюме цвета халвы и отличалась от остальных только мрачным выражением лица.
Беззаботные красавицы какое-то время пытались повернуть её на праведный путь, чтобы она радовалась своей судьбе и благословляла господина. Они громко пели – то в разнобой, то снова хором, танцевали вокруг неё, подносили сладости… Поначалу она терпеливо сносила это внимание, но потом не выдержала и отшвырнула очередной поднос с угощением, и наложницы, визжа, разбежались, наконец-то поняв, что её лучше не трогать.
Но когда её оставили в покое, время для неё будто остановилось. Она раз за разом видела перед собой одну и ту же картину: девушки веселились, бегали, кричали, игрались, плескались в бассейне… Всё повторялось вновь и вновь, и ничего иного не происходило. Иногда за стеной раздавались голоса и шаги и гремели ключи. Слуги молча вносили еду и тут же уходили, и проблески внешней жизни снова затихали, словно то был лишь мираж.
В этом странном безумном повторе событий прошёл целый день. Как сбежать, она так и не придумала и, измученная своей беспомощностью, склонила голову на колонну.
За окном, в саду, таяли ржавые лучи уходящего солнца. Там была свобода. И смотреть на неё сейчас было невозможно – из-за понимания, что она недоступна.
Доминик опустила взгляд и уставилась в бассейн. Но и туда глядеть оказалось тяжело – вода была слишком спокойна. В ней не было эмоций, боли, страха… – ничего, что может так давить на душу. При виде её безупречной глади хотелось плакать о собственном бессилии и незнании, как спасти свою судьбу…
– Ты спишь?
К ней бесшумно подошла Камила. Она протянула покрывало, но, увидев, что Доминик всё равно, сама осторожно укрыла её.
– Мне тоже сначала было одиноко.
Доминик подняла голову и посмотрела на неё внимательней, только сейчас поняв, что ей вовсе не показалась эта странность: все наложницы проводили время своими группами, но ни в одной из них не было Камилы.
– Ведь ты главная среди них? Ты говоришь им, как себя вести; когда замолчать, если слишком шумят… Одиночество – это плата за то, что ты названа лучшей, – ответила Доминик, но та грустно усмехнулась.
– А я не выбирала такую судьбу… И они не знают, а я многое бы отдала, чтобы избавиться от внимания хозяина! – почти неслышно добавила она.
– Тебя продали за долги? – вспомнила Доминик и тут же прикусила язык.
– Разве я говорила? – удивилась та. – Хотя… Об этом здесь все знают… – я немного старше их, и они любят говорить обо мне. Думают, что я краду глаза господина… А я… никому не пожелала бы такой жизни! Быть рядом с тем, кого не любишь. Быть далеко от того, кто тебе дорог. Сидеть в запертой клетке и видеть вокруг только вражду – зависть, которая гложет не твоё сердце, но сжигает своим гневом тебя…
В последней угасающей капле янтаря из окна заблестели её глаза.
– Когда-нибудь всё будет хорошо, – мягко тронула её за руку Доминик. – Мы что-нибудь придумаем.
– А что тут придумаешь? – глубоко вздохнув, ответила та. – Жизнь написана, и не нам её менять…
Эти слова напомнили Доминик о Заире. Задумавшись, она вдруг негромко прошептала:
– И смиренно идти вперёд, принимая всё, как есть…
Она снова прислонилась к колонне и закрыла глаза. Но перед тем, как заснуть, поняла, что думает вовсе о другом: «… или смиренно менять свою дорогу…».
Уставшая, она спала так долго, что остальные наложницы успели подняться и шумно начать свой новый день. Они равнодушно проходили мимо спящей, уже не видя в ней диковинку, и только Джала с подругами остановилась, чтобы спокойно вглядеться в новую соперницу. Насмотревшись, она удовлетворённо кивнула.
– Поглядим ещё, что скажет хозяин, когда вернётся! Вдруг она ему понравится больше
Она хищно улыбнулась, предвкушая, что вскоре разделается с давней соперницей, укравшей сердце её господина, и в сопровождении подружек отошла в другой конец зала.
Доминик же, проснувшись, поняла, что терять время нельзя: Казим, как выяснилось, действительно покинул город, но вскоре должен был вернуться, и тогда ей точно бы не поздоровилось! Пока что только выдержка Хафиза дала ей отсрочку от избиений, и то – лишь потому, что он рассчитывал наверстать упущенное время силой мести…