Новый день

– Внимание всего мира приковано к вам и вашей дальнейшей судьбе! Быть может, маршал, здесь вам так не кажется, но снаружи ваше имя произносят на каждом углу. Ваши боевые заслуги, или преступления, как считают ваши оппоненты, обсуждают на страницах газет и журналов, на каждом канале, в правительстве, на кухнях. Да что уж там: мы только что говорили о вас с охранником…

– Боюсь, вы не поняли моего вопроса, сударь, – перебил его во второй раз офицер. – Зачем это мне? Какая мне польза от того, что вы поговорите со мной?

Репортёр подумал и, сообразив, ответил:

– Это ваш шанс пролить свет на детали вашей биографии, опровергнуть ложные показания и оставить по себе память. Разве это не стоит получаса беседы?

Каменное лицо маршала неожиданно ожило, будто его обдали прохладной водой. Слегка наклонив голову, он ещё раз оценил взглядом посетителя и жестом пригласил его сесть.

– Вы правы. Что ж, располагайтесь поудобнее и задавайте вопросы. Если я не посчитаю их провокационными, то непременно дам ответ.

– Спасибо, маршал, мне лестно, что вы уделили внимание моей скромной персоне, – тепло улыбнулся ему газетчик и, убрав со стула портфель, сел на него.

– Не называйте меня маршалом, – попросил заточённый командующий, – у меня есть имя.

– Как скажете, Алексей, – кивнул гость и приготовился к интервью.

***

– Итак, давайте начнём с недавних событий. Ходят совершенно неправдоподобные слухи о вашем пленении. В частности, некоторые утверждают, что вас ловили отрядом из ста человек! Не могли бы вы поделиться своей версией произошедшего?

Маршал усмехнулся и откинулся к стене. На его лице отразилось хорошо осознаваемое превосходство в сочетании с лёгким презрением.

– Глупости! Я всегда критически относился ко всем этим фильмам, в которых один человек сражался против целой роты и неизменно побеждал. Это попросту невозможно, уж точно не с нынешними техническими средствами.

Всё было намного прозаичнее. Когда топливо в баке закончилось, я направил свой самолёт в океан и катапультировался. Приземлился в километре от берега, на равнинной местности, откуда купол моего парашюта увидел бы любой желающий. Первым пришёл местный житель, он даже не подозревал, кто я такой, поэтому поинтересовался, не нужна ли помощь. Я заверил его, что всё в порядке, и попросил воды, чтобы смочить горло. Мужчина этот порывался проводить меня до своей деревушки, но я объяснил, что это опасно, в первую очередь, для них самих, и тогда он ушёл. Думаю, догадался, что я враг, хотя война официально закончилась.

Дальше я пошёл вдоль дороги, поджидая какой-нибудь патруль, посланный за мной. Действительно, через полчаса явилось человек шесть, все молодые, годились мне в сыновья. Командир сразу же узнал меня по многочисленным фотографиям и приказал всем достать оружие. Я крикнул ему, что вовсе не против пойти с ними, бросил под ноги пистолет и направился прямо к ним. И вот здесь случилось кое-что необычное: по международному закону командир должен был установить мою личность, звание и проводить в часть, но вместо этого он пристроился справа и стал указывать дорогу. Я спросил, почему он уклоняется от официальной процедуры, на что получил ответ: «Генерал хочет сделать это лично».

Не помню, как звали генерала: Золотецкий, Золотовский? Он был очень горд собой, настолько, что не заметил ни кортика на поясе, ни второго пистолета, спрятанного в кобуре на ноге. Тогда-то я и попал в плен официально.

– А почему вы решили сдаться? Были ведь и другие варианты, вполне достойные в вашей ситуации.

Настала многозначительная пауза, в течение которой заключённый долго-долго вглядывался в серое осеннее небо сквозь железные прутья камеры. Наконец он нарушил молчание, однако теперь вместо уверенного в себе человека заговорил измученный ветеран войны. Глухой хриплый голос сообщил:

– Догадываюсь, о чём вы. Нет, я чувствую, что ещё не время умирать. Если трибунал отправит меня на смерть, я приму приговор, но это позже. Сейчас я должен жить, меня словно держит нить, обвязанная вокруг щиколотки. Впрочем, это другой разговор, – резко оборвал мысль маршал.

Лицо его погрустнело, плечи опустились, и он погрузился в себя, перестав замечать окружающую реальность.

– Не хочу отрывать вас от размышлений, но второго шанса может просто не быть…

Собеседник репортёра с некоторым запозданием отреагировал на эти слова и предложил закончить интервью.

– Надеетесь ли вы на оправдание трибуналом или хотя бы на более мягкий приговор? Иными словами, надеетесь ли вы на то, что проживёте ещё много лет?

– В моём положении это было бы нелепо, – пожал плечами подсудимый. – Все мы люди, все хотим жить как можно дольше, но я не питаю иллюзий на этот счёт.

– И всё-таки…

Громкий стук в железную дверь оборвал вопрос в самом начале. За решёткой возникло знакомое лицо надзирателя.

– Простите, что вынужден досрочно закончить вашу беседу, однако комиссия перенесла заседание на более раннее время. Собирайтесь, маршал, пора вам увидеть своих судей.