НОВЫЙ ДОМОСТРОЙ

«В Богородицын мясоед подаются: лебеди, потрох лебяжий, журавли, цапли, утки, грудь баранья верченая с шафраном...»...

Тут кое-кто замечает, что меню Петрова мясоеда и мясоеда Богородицы списаны друг с друга. Люди немного успокаиваются, чувствуют, что список блюд конечен, разнообразие не грозит рассудку...

«А на ужин в Богородицын мясоед подаются: зайцы печеные, буженина, квашенина, головы и ноги свиные, полотки, зайцы соленые...»...

— Бедные зайцы! — вздыхает кто-то.

«А после Семенова дня уже не подаются: юрем, печенки бараньи и груди бараньи...»...

Слушатели начинают переступать ногами и дышать легче...

«А с Покрова подаются: гуси верченые и гуси на вертеле»...

— Гуси-гуси, га-га-га, — декламирует двоечник.

Тут пластинка заскакивает и выдает новый круг про рыбный стол на Богородицын мясоед. Видно, очень нравится старушке-Богоматери запах рыбной кухни, взлетающий до небес. Вряд ли галилейской деве подавали столь разнообразную пищу апостольские рыбаки Генисаретского озера...

«А в мясоед Госпожи еда подается рыбная: сельди паровые, щуки паровые, лещи паровые, сухие рыбы, лососина, белая рыбица, осетрина, белужина, спины осетра, спины белуги, спины стерляди, уха шафранная, уха черная, уха окуневая, уха плотвяная, уха из леща, уха из карася, тавранчук осетровый, тавранчук стерляжий...»...

— Что за тавранчук такой, — думает Госпожа Богоматерь, — надо у мальчика спросить...

Дева забывается бесплотной дремой и пропускает цикл о присоленной рыбе, поедаемой в ее честь безразмерными русскими.

«А после Семенова дня не подается сухая рыба. Зато прибавляется каравай, поросята и утки».

«А с Дмитриева дня прибавляются многие виды ухи из зимних заготовок рыбы».

«В Филиппово говение подаются: сельди паровые, сельди свежемороженные, лещи паровые, спины белорыбицы, спины лосося, спины белуги, спины семги, стерляди паровые, сиги, ладоги паровые, караваи, поросята, утята, уха шафранная, уха черная, печень, молоки, уха окуневая, уха плотвичья, уха лещевая: уха карасевая, тавранчук белужий, тавранчук осетровый, тавранчук севрюжий, тавранчук стерляжий, уха с мешочками, уха с толчаниками, уха стерляжья, уха из судака, уха из потрохов стерляжьих».

Тут уж и меня начинает зажимать под желудком, в глазах проплывают неопознанные тавранчуки, паровые сельди дымят трубами на донском фарватере. Но я продолжаю декламировать в надежде, что кто-то из читателей на полном серьезе исполнит хоть часть этого убийственного и разорительного календаря. Я же русский. Я для русских пишу. А от нас, русских, всего ожидать можно...

«А рассольного подается: белая рыбица, лососина, налимина, стерляди, осетрина, головы стерляжьи, головы щучьи с чесноком и с хреном, стерляди жареные, щуки отварные, лини, окуни, плотвицы, лещи рассольные, щучина живопросольная, трубы, схабы белужьи, сельди жареные, осетрина шехонская, осетрина косячная, осетрина длинная, пара щей: с ухою свежей, да с ухою осетровой».

Меню Великого мясоеда после Рождества Христова (это и наше Великое Обжорное Время!) сначала начинается знакомо: «Лебеди, потрох лебяжий, гуси верченые, тетерева…», потом в него вплетаются новые ноты: «…куропатки, солонина с чесноком и зеленью, лосина, осердье лося в рассоле, осердье крошеное лосиное, губа лосиная, печень и мозги лося…»… Толстый прихожанин тургеневского типа начинает сопеть. Он подсчитывает в уме, сколько стоят лосиная лицензия, что возьмет егерь, почем нынче патроны на крупного зверя. Но тут звучит знакомая песня о зайцах и трын-траве: «…зайцы сковородные, зайцы рассольные, куры верченые, потрох гусиный, говядина и свинина на вертеле, ветчина, калбасы, желудки, гуси и куры на вертеле (гриль), минты кривые (щелчок затвора), тукмачи, лапша, караси, кундумы, щи».

Охотничьи страсти вновь сменяются рыбацкими:

«В Великий же мясоед после Христова Рождества подается рыба: сельди паровые, сельди свежемороженые, лещи паровые, спины белорыбицы, спины лосося, спины нелмежьи, спины семги паровые, стерляди паровые, сиги, ладоги паровые…»… Тут мне в голову приходит мысль, что Христа пытали неправильно. Этого прожженного типа нечего было допрашивать в одиночку. Нужно было хватать всю компанию, прямо у стола Тайной Вечери. Слабым звеном в цепи апостолов был не Иуда, а рыбаки — Андрей (кличка «Первозванный«) и брат его Симон-Петр (кличка «Кремень»). Этих нужно было отделить и колоть вот этим нашим текстом. Как раз сейчас, на великом рыбном меню Христова Рождества они сломались бы, как Бог свят!

«Уха шафранная, уха черная, уха щучья с перцем, уха окуневая, уха плотвичья, уха из леща, уха из карася, тавранчук белужий, тавранчук стерляжий, уха с мешочками, уха стерляжья, уха из судака…»… Первым не выдерживает Первозванный. Уха из судака вспыхивает в разгоряченном мозгу булгаковской цитатой: «Судачки а-натюрель!!!». Ресторанный крик Искусителя еще звучит сквозь серный дым пожарища, а братья уже вопят в беспамятстве: «Учитель! Учитель!! Спаси нас!!!».