Новый год по новому стилю

       — Я надеюсь, ты не сердишься. Я не хотел, чтобы ты пришла в пустой дом, точно в гостиницу на одну ночь, — он говорил, не поднимая глаз. — Я понимаю твой страх и не знаю, как убрать его. Твое спокойствие нельзя купить, но если эти вещи хоть немного придадут тебе уверенности в завтрашнем дне, то я не зря убил на шоппинг два утра. Как тебе почерк на записке? Моя уборщица — бывшая учительница с некогда дружественной нам республики. Я думаю, из нее выйдет хорошая няня для Любы. Я с ней не говорил, но, думаю, Наталья Ивановна будет рада оставить швабру, — и тут он вскинул глаза, все еще темные, все еще жадные. — Давай в следующем году о проблемах поговорим, а сейчас… У меня есть тост!

       Гриша протянул мне бокал, но не отдал, а прижался губами к моим пальцам, как только те сомкнулись вокруг тонкой ножки.

       — Тридцать лет — а дурак дураком… — прошептал он, трогая губами побелевшие костяшки моих пальцев. — Дураком помирать обидно.

       — Это цитата, да? — спросила я севшим почти до баса голосом.

       — Мищуки пели. Это отец мне постоянно говорит, а мне вот Кукин больше нравится, — и Гриша начал напевать, тихо-тихо: — Тридцать лет — это время ошибок, за которые нет наказаний, — и сильнее вжался губами мне в пальцы: — Но я верю, что не ошибся с тобой. И ты верь, пожалуйста, — и снова запел, уже чуть громче: — Тридцать лет — это синие горы, вкус находки и ужас потери, тридцать лет — это радость и горе, тридцать лет — это жизнь на пределе. Лиза, Лиза…

       Он освободил мои пальцы из плена своих губ, и я со стоном разочарования подняла бокал к моим пересохшим губам.

       — Погоди! Куда без тоста?

       Я замерла, но продолжала касаться прохладного хрусталя, представляя, что это Гришины губы.

       — Пусть все наши проблемы в Новом году испарятся, как пузырьки из этого бокала. За нас и жизнь без проблем!

       Он приподнял бокал, а я — свой, но чуть ниже его — так ведь велит этикет общения женщины с мужчиной? Так велит мне сердце: идти вслед за Гришей, ступая в оставленные им следы.

       — Лиза, ты чего?

       А я чего? Просто отняла от губ уже полностью пустой бокал. Гриша не отпил из своего и половины.

       — Я хочу еще, — улыбнулась я все еще не пьяной улыбкой. — Мне страшно…

       — Мне тоже… Но я хочу иметь трезвую голову.

       — А я хочу, чтобы у меня кружилась голова.

       — Всего-то?

       Его лицо исчезло, появилась топорщащаяся над ремнем рубашка. Из моих рук тотчас исчез бокал. Его руки обвились вокруг моей талии и вырвали меня из объятий дивана. Гриша шагнул в сторону, где не было мебели, держа меня в миллиметре от пола, над ворсинками ковра, но когда закружил, я все равно от неожиданности поджала ноги.

       — Гриша… — то ли кричала, то ли шептала я, а он продолжал вертеться волчком.

       — Ну что, кружится голова?

       — Да! Да. Да… — говорила я все тише и тише, отвечая на короткие поцелуи.

       Но вот желанные губы сбежали мне на шею и снова поднялись к подбородку, но вдруг Гриша замер, и я опустила глаза: его нос застрял между моих грудей, стянутых черным трикотажем: хороший такой футляр получился, и нос у Гриши оказался не таким уж большим.

       И вот он вновь устремился к моему носу, и наши носы встретились, не мешая губам. Однако нам снова мешал пояс, теперь уже стягивающий не красный кафтан Деда Мороза, а мою талию.

       — Гриша, что ты делаешь? — чуть ли не взвизгнула я, когда он опустился на колени, скользя ладонями по шелку, обтянувшему мои бедра.

       — Спасаю твои ногти. Пытаюсь развязать узел зубами.

       Он откинул голову, глаза его блестели — в них отражались мириады звезд. Кто утыкал столькими лампочками потолок? Мне хотелось темноты, полной…

       — Я сама…

       Развязать узел не получилось. Возможно, возьми я лишние пять минут… Но я их не взяла. Пять минут — это слишком долго, за пять минут можно сделать слишком много… приятного друг другу. Я змеей выкрутилась их пеньюара, и Гришины руки замерли под моими лопатками.

       — Пойдем лучше наверх. Здравый родительский смысл подсказывает мне, что этим диваном мы воспользуемся еще не раз, а вот кроватью…

       Я ничего не ответила. Не успела… Гриша поймал мои губы, и мои руки, и все мое тело. Он держал меня у груди крепко, шел твердо, и мне ни на секунду не захотелось убрать рук с его шеи, чтобы схватиться за перила. Дверь спальни оставалась призывно открытой, и я была тоже распахнута для Гриши настежь. Обе черные тряпочки быстро исчезли с меня, а вот мои пальцы нарочно медленно справлялись с мелкими пуговицами мужской рубашки. Я никогда этого не делала, я наслаждалась пуговицами, точно поцелуями.

       — Может, включить свет? — с напускным раздражением дыхнул мне в лицо Мороз.

       Только морозец обернулся сорокоградусной жарой. Но ведь на шкале термометра это еще не предел? И у ночи нет конца, если эта ночь новогодняя.

Глава 6.1 "С Новым годом!"

       — С Новым годом…

       В тишине прошла, пожалуй, целая вечность, и вот я услышала не только долгожданный шепот, но и почувствовала на щеке Гришин нос. И этот нос щекотал, поэтому я непроизвольно отстранилась. А потом, чтобы Гриша не подумал, что я его оттолкнула, приподнялась на локтях, не придерживая на груди одеяла: стыдливость ушла, и я не желала ее возвращения.