Новый год по новому стилю

       — А уже Новый год? — уставилась я в его горящие глаза, должно быть, таким же пугающим взглядом, потому что он зажмурился и ничего не ответил.

       Дурацкий вопрос… А другого и не может быть, когда в теле и в голове пусто…

       — Уже давно, — приоткрыл он один глаз, точно смеясь надо мной.

       Ну и пусть смеётся — кто же в праздник грустит?

       Я так и держалась на одном локте, точно врезалась коньком в мягкий и тёплый лёд кровати. А вот Гриша наоборот убрал локоть и рухнул обратно в подушки. На лестнице горел тревожный свет, который озарял спальню точно затухающий камин.

       — Как думаешь, президент обиделся, что мы пропустили его речь?

       Что я несу, что я несу…

       — Нет, не думаю… Нас у него сто сорок семь миллионов. Пропажу двух человек он не заметил. Но, если ты такая сознательная гражданка, я могу включить его поздравительную речь в записи…

       Гриша смотрел в темный потолок, но я прекрасно видела, как дергались в улыбке уголки его губ, и помнила их терпкое послевкусие… А он, видимо, подумав, что забыла, вдруг швырнул меня в подушки и навалился сверху с еще большей силой, чем час назад. Или два? Так ведь и не сказал, наглец, который сейчас час… Который час он безраздельно мой.

       — То оливье, то Владимир Владимирович… — шептал Гриша мне в губы. — Всегда у тебя есть кто-то важнее меня…

       — Ну что ты такое несешь? — улыбнулась я, проводя губами по его носу, но любопытный нос тотчас нырнул в ямочку на моей шее. — Гриша, не надо…

       Я хотела добавить — щекотать, но зачем… Он, как мальчишка, не слышал никаких не надо. Да и мое тело не желало их слышать. Ему все было надо, ему всего было мало… Даже ненавистной щекотки, но в исполнении Гриши я и ее полюблю… Не сейчас, нет. Не так быстро… Сейчас я буду извиваться и пищать…

       — Ну в чем дело? — приподнял он голову от моей гудящей груди.

       — Щекотно, — честно призналась я.

       — Ну так на то и рассчитано, — усмехнулся Гриша и тронул носом шею, заставив меня содрогнуться уже по другому поводу. — Мальчишки дергают девчонок за косички, потому что это больно.

       Он снова смотрел на меня — и чертики из его глаз перепрыгнули ко мне на губы, и я с трудом сдерживалась, чтобы не слизать их.

       — И ты дергал? — спросила я, почувствовав в довершение всего ещё и непонятный укол ревности.

       — Предпочитал таскать за вихры мальчишек. А вот сейчас мне вдруг стали нравиться косички, — и он зарылся носом в подушку, рядом с моим ухом, полностью укрытую волосами.

       Было чуть больно, слишком сильно он натянул переднюю прядь, но я терпела, не желая прерывать момент совершенно невинной близости. Мы молчали, оставив в недавнем прошлом сбившееся дыхание: мы больше не спешили подарить друг другу наслаждение. Теперь мы станем растягивать его, как карамельку… Начинку конфеты «Коровка»… Боже, да что же я такое несу, даже мысленно…

       И вот он дал моим волосам свободу. Даже собрал их в кулак и взвесил — выходило много, очень много… И он успел узреть их цвета воронова крыла, а помедли Гриша пусть даже один день, я б успела поседеть…

       — Хочешь, наберу для тебя ванну? — ошарашил он меня своим вопросом, и я не сразу нашлась с ответом, да и ответ мой оказался опять же вопросом:

       — Зачем?

        Гриша рассмеялся:

       — Сказал же, для тебя. Хочешь?

       — Зачем? — повторила я.

       Но не как заведенная игрушка, а потому что и вправду не поняла его желания налить для меня пенную — ведь пенную же? — ванну.

       — Чтобы тебе было хорошо. Зачем же еще? — воскликнул Гриша неестественно громко, или у меня за последние часы (если не дни) обострились все рецепторы.

       — Вот именно: зачем еще, когда мне уже хорошо?

       Я не задавала вопрос: шепот, который мы передавали из уст в уста, минуя уши, не допускал никаких подъемов и падений. Гриша уже поднял меня на непонятно какое по счету небо и удержит меня там, что бы это ему не стоило. И я по собственной воле не собираюсь срываться вниз — я насиделась в окопе, меня туда больше не тянет… Если только кто-то столкнет меня в пропасть, но этого кого-то нет рядом и никогда не будет, пока рядом есть другой… А он есть — он не фантазия, я могу его нащупать и делаю это. Не щипаю, но глажу…

       Ущипнуть сейчас надо если только меня, но я и так знаю, что не сплю, что это наконец случилось со мной наяву… И я не проснусь от сказочного новогоднего сна, потому что сна нет — я смотрю на свой новогодний подарок широко распахнутыми глазами, в которых ни на грамм сна и ни на градус опьянения.

       — А будет еще лучше…

       Разве может быть еще лучше? Не хочу в ванну, не хочу вылезать из теплой постели — никогда…

       — Хочешь выпить?

       Да говорю же тебе и глазами, и руками, и вздохами, что я ничего не хочу, кроме тебя… А ты уже здесь и никуда…

       — Гриша, ну куда ты?

       Я потянулась рукой, но поймала лишь нагретый нашим дыханием воздух.

       — Я быстро…

       Закрыть глаза и не смотреть ему в спину… И не думать, даже слыша его не такие уж и легкие шаги на лестнице, что он не рядом… Не совсем рядом. В одной квартире, но не под боком…

       — Уснула?