Он различил над собой темное днище судна и колом начал всплывать, осторожно меняя давление, но тут литыми торпедами замелькал косяк лобанов, идущий в сторону берега. Дальше Прошин действовал машинально. Не целясь, полагаясь на интуицию рук, он вскинул на вожака стаи длинную трубу ружья и с точно подобранным упреждением выстрелил. Титановая стрела, свистнув, прорезала толщу воды, пронзила что-то живое, податливое – он ощутил это так, словно сам, рукой всадил ее в тело рыбы; дернулась леска, ружье повело в сторону… Перебирая пальцами капроновую нить, Прошин подтянул гарпун; на нем, пытаясь отогнуть безжалостный зубец наконечника, бился, выламывая пушистый хвост, красавец лобанище, серебряно чернеющий отборной кольчужкой чешуи. Шевеля ртом, будто захлебываясь в крике, он с ужасом взирал на огромного убийцу; ало дымилась кровь в синеве воды.
Он чуть не отпустил рыбу – стало жаль. Но куда отпускать? Гарпун вонзился возле головы, в лохмотья изодрав нежно-розовые колечки жабр; с этой маленькой жизнью было уже кончено.
Неторопливо поплыл к судну, волоча присмиревшего лобана на поводке кукана. Компания, свесившаяся через борт, встретила его восторженным гиком.
Прошин снял с себя резиновую хламиду, бросил рыбину, неистово забившуюся о палубу, под ноги сбежавшейся публике и занялся аквалангом.
- Хорош, подлюга… - высказался кто-то и уважительно потрогал вздрагивающего лобана пальцем. – Тоже надо… попробовать нырнуть!
- Зачем?
- Ну, заделаем ушицы…
- Дарю, - сказал Прошин, кивнув на рыбу. – Заделывай.
И, встав на леера, чуть покачнувшись, ласточкой нырнул в воду.
«Смываться отсюда надо, - решил он в полете. – Надоело. Охота все да охота… Тоска».
В субботу, после окончания работ, к «Отшельнику» подскочил вертлявый катерок, лихо развернувшись, пришвартовался к борту, и Прошин с ватагой океанологов отбыл в город. Воронина исключение не составила, на катере они уселись рядом, и Алексей, предложивший ей руку при переходе с борта на борт, отметил, что данный знак внимания она приняла без раздумья и даже с некоторым кокетством.
«Ну вот, - сказал Второй. – Есть возможность проявить себя в попытке укрощения строптивой. Только не тушуйся.»
Поговорить на катере из-за рева мотора им не довелось, но, когда сошли на пирс, Прошин предложил: