Новый год в октябре.

– Вот как? - одарив его надменным взглядом, сказал Прошин. - Ну, тогда позвольте помудрствовать и мне, Федор Константинович. Точнее, сделать их вашего вывода другой вывод. Вы ищете слишком простой путь к истине.

– А он сложный? - спросил Лукьянов насмешливо.

– Не знаю, - сказал Прошин. - Не знаю, есть ли таковой вообще, потому что не знаю, существует ли она — истина?

* * *

– Что за дела? - тяжело дыша, начал Глинский, едва открыв дверь. - Ты терпение мое испытываешь? Или отомстить решил?

– Слушаю ваши претензии, - сказал Прошин.

– Пожалуйста! - Тот наклонил голову. - Первая: почему не уволен Авдеев?

Вторая: какого черта ты отфутболил меня на эту вонючую работу?!

– Это наука, о которой ты мечтал, мой друг, - заметил Прошин.

– Наука? Компоновка всем известный схем, - наука?! Так. Спасибо. И за напарника спасибо! Ты бы мне еще Авдеева подсунул!

– А ну, - вдруг строго сказал Прошин, - покажи зубы…

– Зачем?

– Покажи, говорю!

Глинский недоуменно оскалился.

– Ишь, - укоризненно сказал Прошин. - Здоровый у тебя клык вырос на Авдеева…

Сергей побледнел от обиды, закаменев лицом, губы его дрогнули, шевельнувшись в ругательстве, он повернулся к выходу, но Прошин, перегнувшись через стол, ухватил его за рукав.

– Злопамятный ты мужик, - заговорил он, посмеиваясь. - И нет в тебе великой благ ости человека мудрого: умения понять и простить.

– А это?! - Сергей машинально указал на синяк.

– Пройдет.

– Так ведь и жизнь пройдет!

– Не зуди, - тон Прошина стал деловит и угрюм. - Колю я помиловал, да.

И вот почему. Во времена былой безыдейности ты, друг ситный, предложил мне маленький бизнес: сделать музыкальную аппаратуру, сдав ее в аренду. Помнишь, надеюсь? Ну да, как же, до сих пор, небось, денежки капают…

– Д-давно… нечего… - спотыкаяся на каждой букве, промямлил Глинский.

– Заливай. Прикарманиваешь дивиденты и меня за нос водишь, вот и вся твоя порядочность. Короче. У Коли Авдеева имеются документы, указывающие на присвоение гражданином Глинским исправный деталей путем подлога выданных за списанные. - Он выдержал паузу. - Теперь ясно, что значит умение понять и забыть?

Глинский издал звук, похожий на стон.

– Мы с ним пришли к джентльментскому соглашению. - продолжал Прошин

– Он молчит, соблюдая в отношении тебя политику нейтралитета, и вы воюете холодной войной за сердце и прочее мадемуазель Ворониной. Вариант из серии — меньшее из двух зол. Но… все может быть. Не терзай его, не дразни зверя, выставляя напоказ свой успех… И работай над темой «Лангуст». В ней твое спасение. Ты делаешь прибор с Лукьяновым. Он разрабатывает его как надо, ты как скажу я. И, когда начнется подгонка блока к генератору, снимешь фазово- частотные и прочие характеристики на всем рабочем диапазоне. Интервалполгерца.

– Но это же гора графиков! - ахнул Сергей. - А расчеты какие.

– А с расчтами — к Роману Навашину, - участливо сказал Прошин. - Он математик.

Ученый. Получает за это дело зарплату. Ну, а при условии представления мне подобного научного материала я смогу внятно ответить на вопрос о растаявших детальках, увязав их с теми бумаженциями. Да, детальки ушли. На такую-то работу.

У Глинского нервно дергалась нога, вышибая морзянку по паркету. Прошин отвернулся, пряча улыбку. Итак, первый ход сделан. Соперники стравлены, и теперь, темня друг перед другом, примутся за общее дело. И умно и смешно. Настроение омрачал лишь Лукьянов.

Если тот — хваткий, бескомпромиссный — уловит связь между тремя китами, на коих зиждется афера- докторская: датчиком, диссертацией и «Лангустом», то киты… перевернутся кверху брюхом.

– Так я пойду? - спросил Глинский тускло.

– Давай, - согласился Прошин, снимая трубку дребезжащего телефона.

– Алексей Вячеславович? - Тон секретарши Бегунова был вежлив и сух.-

Соединяю с городом… Тут какие-то иностранцу, а директор в отъезде…

Что- то щелкнуло, и донеслось смущенно- вопросительное:

-Хелло?

-Да, сказал Прошин. - Иностранный отдел. голос. - Мы из инститьют космоса исслелования… Остров… А-стралия. Мы здэсь. Отель.

Мы проездом… мимо… И а-а хочим сказать об обмен спешиалист. Мы имеем время до вечерка. Потом — самолет.

– Я понял, - сказал Прошин. - Буду через час. Я еду к вам.

Он позвонил в диспетчерскую, схватил дубленку; уже выйдя в коридор, вновь суетливо возвратился, достал из сейфа «аварийную» бутылку «Изабеллы» и бросился вниз.

– Вынимание, вынимание! - вещал во дворе динамик голосом Зиновия. - Машина 00-70 — к поъезду номер два!

Белая «Волга», недовольно пофыркивая на легкий снежок, плавающий в воздухе, выползала из мрачного чрева гаража.

Сорок минут дороги показались Прошину сорока часами. Он буквально изнывал под бременем уже выверенной, будоражившей его идеи, что затмила и перепутала все, казалось бы, непоколебимые планы и требовала теперь воплощения в жизнь.

Клеть лифта мягко затормозила плавное свое скольжение, он выскочил в коридор, мгновенно узрел нужную дверь и, приблизившись к ней, застыл, закрыв глаза и машинальна проверив, застегнуты ли пуговицы в надлежащих местах и не сбился ли галстук.