Новый год в октябре

А, — Прошин поднял глаза от бумаг, — моральный перерожденец… Можешь. Только сначала поясни, почему такой недовольный вид?

Почему? Не ясно? Кончилась… наша дружба. Я все понял! Авдеев…он… ничего не знает! И это часть твоей диссертации. Я сделал ее, да! Подавись! Короче… бывай здоров.

С сегодняшнего дня я занимаюсь анализатором.

Нет, отозвался Прошин. — Поезд дальше не пойдет. Освободите вагон. Вы не занимаетесь анализатором. Вы будете добивать тему «Лангуст».

Леш, — просяще сказал Глинский. — Не трогай меня, а? Давай по-хорошему, без мести и злобы…

Без мести и злобы, — раздумчиво повторил Прошин. — Ладно, ступай. А если невмоготу будет, — возвращайся. Поезд пока стоит… Но запомни: как бы они тебя ни улещивали, против меня не становись. Удавлю. Ты знаешь.

Сергей рассеянно кивнул и вышел, в дверях столкнувшись с Навашиным.

О-о-о! — радостно протянул Прошин, поднимаясь навстречу. — Кого я вижу?

Наконец-то есть с кем потолковать по душам.

Навашину он обрадовался. Он любил этого грустного, странного человека, чей интеллект был истинен в отличие от интеллекта того бойкого, кусачего племени философствующий трепачей и умников, что на десять лет вперед знали, когда, сколько и где им надо взять от жизни.

Навашин молча положил на стол лист бумаги.

Так… — Отгибая непослушные уголки, Алексей зачитал: — «Заявление. Прошу уволить…» Все же решил отправиться в свои горы? Так… — повторил он, перебирая валяющиеся на письменном столе карандаши.

Это был удар. Опять просчет! А как он нуждался сейчас в математических расчетах докторской! И кто теперь переубедит Лукьянова?

Только не надо меня упрашивать, — тихо сказал Навашин.

Да, да, — пробормотал Прошин. — Конечно. Я понимаю. Мне просто очень тяжело расставаться с тобой, Рома. Слушай! Дружеская просьба. Задержись на две недели. Я… прошу. У нас огромная работа — анализатор. На карту поставлены жизни людей. Это не лирика и не демагогия. Факт.

Что дадут две недели? — спросил Навашин устало. — прибор вы будете делать годы.

Верно, — быстро откликнулся Прошин. — Но мне нужны хотя бы некоторые расчет ты.

Какие именно?

Прошин сбивчиво пояснил.

Много, — качнул головой Роман. — Я должен сидеть с утра до ночи полмесяца, не выходя на работу.

И сиди! Работай. Пей чай.

Прошин ждал ответа… Согласие означало, во-первых, роскошную математическую стыковку всех трех частей докторской, во-вторых, стыковку, сделанную вдалеке от всевидящих глаз Лукьянова.

Хорошо, — сказал Роман в сомнениях. — Но это будут ровно две недели.

Я тебе очень благодарен, станина, — проникновенно сказал Прошин. — Ты все же благородный человек… И это чистосердечные слова. У меня еще… один разговорчик имеется

, продолжил он и замолчал, понимая, что разговорчик будет последним, Навашин пройдет мимо, исчезнув, как сотни других прохожих, но с другими то ладно, а с этим он так и не поговорил, и поговорить не успеет, потому что разговорчик — вранье, а разговор еще не назрел, и, верно, уже не назреет. Жаль! — Сейчас я посыящу тебя в одно дело… — начал Прошин. — Оно вызовет у тебя усмешку над глупостью нашей и суетностью… В общем, тему «Анализатор» могут прикрыть. Она идет без денежных расчетов с медиками, благодаря, скажем так… попустительству директора.

Почему бы медикам не оплатить работу?

Да там тоже черт знает что! Денег нет! И чтобы их дали, онкологам надо убедить своих боссов. А как? Доказательств кот наплакал. Но дело в другом. Наши ребята пошли на принцип и начали делать сканирующий датчик, а там, в верхах медицинских, кое-кто… хочет многоячеечную бодягу.

Смысл? Результат тот же, а датчик-планка дешевле.

Видимо, там идет своя игра, — многозначительно произнес Прошин. — А как такое дело объяснишь нашим балбесам? А?!

Все это глупо и… — поморщился Навашин раздраженно.

От чего ты и бежишь, — сочувственно кивнул Прошин. — Я один понимаю тебя.

Они, — он указал на лабраторный корпус, — не поймут.

Короче, — подвел итог Навашин. — Если не будет многоячеечного датчика, тему закроют?

Ну да… — растерянно подтвердил Прошин. — Да. Поэтому, кроме тебя я посвятил в это дело Авдеева.

Авдеев болен. Грипп, что ли… Просил передать.

Угораздило! — Прошин вырвал из блокнота лист. — Понимаешь, — сказал он, засасы вая «Паркером» чернила из пузырька, Лукьянов метит в меня, не ведая, что рикошетом отлетает ему же в лоб. Но я не обидчив: старик в маразме, и ему надо прощать. И помогать.

Помоги ему…ты. Поговори с Николаем, и выдайте обоснованное «нет» сканирующей системе…

Прошин писал записку Авдееву.

«Коля!

Дела твои швах. Видишь, какой Лукьяша стервотина? Как выкрутиться — не представляю.

Одному, без привлечения лаборатории расчетов тебе не сделать. Надо убедить этих… повторно и более весомыми аргументами.

К делу подключаю Романа. Это башка еще та. Пришлось, правда ему подзалить (сам разберешься что к чему), но грех мой тебе на благо.

Сочините на пару железную басню о том, что сканирующая система — бяка. Советую упирать на биологическую сторону вопроса. Впрочем, решайте сами. Вы же большие ученые, да? Быстрейшего тебе выздоровления.

Алексей».