Под рывок “Quelle est belle”, по-своему вышколенно, Петя шагнул в комнату.
— Садись, чего там встал.
Не отрывая ножек от пола, он перетащил стул к кровати.
— Итак, что у вас с делами? Мне Ира сказала, чтоб я всё просмотрел, учёл все ваши пожелания и составил… ну, в общем, составил документ.
— Завещание. Так и говори, что ты тушуешься! Сидишь почти рядом с гробом, а слово “завещание” боишься произнести.
— Завещание, ладно. Каким вы обладаете имуществом?
— Пучком укропа, я Ирке уже сказала.
— Галина Андреевна, давайте серьёзно.
— Хорошо, давай. Скажи, Ирка ненавидит меня, да?
Петя встал и засеменил по комнате, пластинка заскрипела и постепенно смолкла.
— С чего вы взяли?
— Я ей про отца никогда не рассказывала. Говори-говори, ты знаешь, с мужем она это точно должна обсуждать.
— А почему вы ей никогда о нём не говорили?
— А что тут говорить. Сукой порядочной он был, сукой, каких поискать. Морячком в синих формах. Слышал про таких?
— Ну вот. А почему ей было не сказать?
— Зачем, миленький! Чтоб девка у меня росла с мыслью, что отец её знать не хочет?
— А так она росла…
Галюнь привычно потянулась к проигрывателю.
— А так она росла нормальным ребёнком. Пусть без отца, зато обиды никакой не холила. Ты думаешь, я ему не сказала? Сказала. Собралась, как идиотка, к нему на плац, напялила сарафан. Представляешь, шила специально из поношенного платья. Мне Лерка, подружка, перелицевала пальто мамкино, украсила потертые обшлага большими меховыми манжетами.
— Я видел фотографии, вы красивой были. Ириша в вас пошла.
— Да это ещё что. Тогда партия всё беленилась, каждую мелочь решала, даже как советская женщина выглядеть должна. Все бабы мечтали в ту пору носить лодочки на “венском” каблуке, у тебя мать, наверное, тоже, а я взяла да и купила на займ. Напялила их на коричневые чулки в резиночку и пошагала любимому о ребёнке сообщать.
— А он?
— А он уплыл через два дня. Взял и смылся, даже модный “оревуар” мне не сказал.
После Галюниных усилий Мирей Матьё затянула “La Dernier Valse”.
— Никакого криминала в этой истории нет, можно было всё отпустить. Как было бы, так и было, пускай бы Ирка узнала.
— Зачем, луковая твоя башка? Я всё сделала, чтоб она спокойно жила.
— Какой же это, к чёрту, покой, когда вы обе барахтались: одна безделушки волшебные покупала в надежде на чудо, вдруг отыщется отец, а другая правду о нём скрывала. Да до того доскрывала, что и сейчас сомневается, любит ли её собственная дочь. Зачем было против ветра плевать?
— Всё, иди отсюда, учить он меня взялся.