Новый мир. № 11, 2002

Бутырская тюрьма, в которой содержалась Катюша Маслова, стоит на Дмитровской дороге (Новослободская, № 45), то есть определенно на неглименском стоке. Путь из Петровского парка к Бутырской заставе пролегает по Нижней Масловке (кстати, не отсюда ли фамилия Катюши?). Маслова балансирует на грани Пресни и Неглинной, заступая ее в обе стороны и падая.

Лара Гишар. На той же грани балансирует и падает Лара в романе Пастернака.

Происхождение Лары типично для Кузнецкого Моста. Ее мать — приезжая с Урала «вдова инженера-бельгийца и сама обрусевшая француженка Амалия Карловна Гишар». Которая «купила небольшое дело, швейную мастерскую Левицкой близ Триумфальных ворот» — площади Белорусского вокзала. Купила «с кругом ее прежних заказчиц и всеми модистками и ученицами». Видно, как тень Обер-Шальме распространяется с Кузнецкого Моста на периферию Неглинного Верха, вдоль его края — и даже переваливает за край. «Чувствовалась близость Брестской железной дороги». «Дом был одноэтажный, недалеко от угла Тверской», то есть от конца 1-й Тверской-Ямской.

Квартировали Гишары у начала Тверских-Ямских, в меблированных комнатах «Черногория» в Оружейном переулке. «Это были самые ужасные места Москвы, лихачи и притоны, целые улицы, отданные разврату, трущобы „погибших созданий“».

В Оружейном переулке, собственно, родился Пастернак. (Родился, как теперь известно, не в том доме, на который сам указывал, а на углу переулка со 2-й Тверской-Ямской.)

Позднее Гишары стали жить при мастерской. По соседству, «в конце Брестской улицы», жил Паша Антипов, будущий муж Лары.

Но прежде в ее жизни сделался адвокат Комаровский. Сначала Лара вальсировала и целовалась с ним на чьих-то именинах в Каретном Ряду, потом пришла к нему домой.

Комаровский обитал на Петровских Линиях, как называется один из переулков Кузнецкого Моста. Совершенно тамошними персонажами выглядят и экономка Комаровского Эмма Эрнестовна, и его друг Константин Илларионович Сатаниди, актер и картежник, с которым «они пускались вместе шлифовать панели» Кузнецкого Моста, наполняя оба тротуара своими голосами.

Прямо на продолжении Кузнецкого поселяется Паша Антипов — «в комнате, которую Лара сама приискала и сняла ему у тихих квартирохозяев в новоотстроенном доме по Камергерскому, близ Художественного театра». Это там «Лара любила разговаривать в полумраке при зажженных свечах». Когда в один святочный вечер «во льду оконного стекла на уровне свечи стал протаивать черный глазок», по Камергерскому проехали в извозчичьих санках Живаго и Тоня Громеко, открывая в себе чувство друг к другу, и Юрий, обратив внимание на скважину в окне, прошептал «начало чего-то смутного»: «Свеча горела на столе. Свеча горела…»

Это скрещение судеб в свете свечи значит скрещение в Камергерском двух миров. Ибо как Лара Неглинному Верху, Тоня Громеко принадлежит Арбату. Но и Лара тяготеет к границе ареалов — Тверской улице. Сам Живаго представляется скрещением этих миров, коль скоро ему выпадет любить обеих женщин.

Действительно, та же комната в Камергерском станет последней для Живаго. «Комната обращена была на юг. Она двумя окнами выходила на противоположные театру крыши, за которыми сзади, высоко над Охотным, стояло летнее солнце…» То есть подразумевается один из домов на стороне театра. В конце романа, зайдя на Камергерский по старой памяти, Лара найдет в той же комнате гроб и в нем Живаго.

Эпилог

Кинематограф. Новые опыты продления московской мифологии часто пространственно и смыслово точны, и чем точнее, тем они успешнее.

Неравная любовь интеллигента и торговки пирожками в фильме «Военно-полевой роман» берет начало у лотка на Театральной площади.

Неравная в чиновном смысле любовь «Служебного романа» протекает в департаменте, подъезд которого выходит на Кузнецкий Мост, угол Петровки (дом № 6/5). Правда, крыша департамента отъезжает за Тверскую, поскольку это крыша дома Нирнзее (Большой Гнездниковский, № 10).

Окуджава. В песне «Часовые любви» Булат Окуджава разметил пространство московского любовного мифа следующим образом. Часовые стоят на Смоленской и Волхонке, не спят — у Никитских и на Неглинной, идут — по Петровке и по Арбату.

Мы уже понимаем, какие древние межи диктуют эту разметку. Неглинная, Петровка и Арбат принадлежат адресу Опричного двора. Тогда любовный миф, по Окуджаве, остается арбатским. Но сам он разумел, конечно, улицы Петровку и Неглинную.

Москва суммирует Кузнецкий Мост с Арбатом в единый ареал любви.

Леонид Шейнин Полуторамесячная столица — Шлотбурх

Шейнин Леонид Борисович — юрист. Родился в 1930 году. Окончил Московский университет. Сотрудник Академии труда и социальных отношений. Автор книги «Петербург и российский меркантилизм» (1997).